Ничто не предвещало непогоду. В солнечный и безветренный день вдруг ниоткуда ворвались порывы ветра. Пыльная круговерть закрутила над огромной и шумной похоронной процессией.
Гроза разразилась неожиданно и так сильно, что казалось небо раскололось и сотрясло земную твердь. И пошёл дождь.
Все три гроба опустили на земь и мужчины, которые несли их на своих плечах сменились, передав свою тяжёлую ношу следующим добровольцам из толпы. Людская масса шла по улицам Москвы уже несколько часов. Родственники погибших падали в обморок, но приводимые в чувство окружающими вновь вставали и шатаясь шли удерживаемые сильными руками людей убеждённых в том, что идут они «в последний и решительный бой».
Начало девяностых. Самое самое безденежье. Вся большая и непобедимая страна катилась куда то. Куда? Никто сказать не мог.
Снова не было пророка в своём Отечестве. Снова не было вождя.
Зато был разгул демократии и «Бандитский Петербург» не только в Северной столице.
Накануне предстоящей мне командировки 18 -21 августа 1991 года произошёл так называемый Путч ГКЧП. События в Москве напоминали революционный Петроград в октябре 1917 г. Всё в подробностях транслировалось по телевидению: танки на улицах, баррикады перед Белым домом. 23 августа демонстрировали «демонстративный» демонтаж памятника Дзержинскому на Лубянке перед зданием КГБ. В нашем городе тоже проходили собрания. На одном таком я побывал. Жаркие дискуссии между противниками и защитниками ГКЧП, но событий подобных московским у нас не было. Хотя в соседней с нами пожарной части срочно по команде сверху дооборудовали машины спецприспособлениями: ветровое стекло защитили «Сеткой Рабица», вокруг машины высокий и прочный металлический забор на колёсах. Без вопросов и объяснений было понятно – пожарные машины будут использованы для разгона демонстрантов водяными брандспойтами.
В Москве я конечно посетил площадь у Белого Дома – там уже ничего не напоминало о произошедшем накануне. А вот в Музее революции где-то недалеко от Кремля появилась необычная экспозиция.
Уже во дворе музея стояли следующие экспонаты доставленные с уличных баррикад: трактор бульдозер с надписью намалёванной чёрной краской «Смерть коммунистам», измятый искорёженный видно этим бульдозером вагон троллейбуса.
В фойе Музея революции (посещение было бесплатным) стояла палатка, в которой защитники Белого Дома прятались ночью и во время дождя. На стенах развешаны фотографии и газетные статьи о произошедших событиях. На ступенях лестницы ведущей на второй этаж музея были разложены вещи защитников демократии: алюминиевые банки импортного пива, пачки печенья которыми снабжали забастовщиков предприниматели («новые русские»). Небольшой транзисторный радиоприёмник, по которому защитники демократии на баррикадах слушали новости единственной демократической радиостанции «ЭХО Москвы».
Просмотр этой революционной экспозиции 1991 года не вызывал ни восторга, ни переживаний, ни патриотических чувств. Наоборот подумалось:_ Вот так пишется история. Вот так делаются революции.
А на втором этаже всё было по-прежнему: Октябрьская революция 1917 г., Гражданская война, Великая Отечественная война и Знамя Победы над Рейхстагом.
Моя командировка не заканчивалась «революционной Москвой», дальнейший мой путь был самолётом ЯК-42 рейсом из аэропорта Быково в г. Воронеж. Маршрутом этим я ездил не часто, но уже 15 лет. Прилетая рано утром в аэропорт Домодедово из Тюмени,
и до вылета вечером в Воронеж, я всегда использовал весь день для знакомства с очередной новой для меня достопримечательностью Москвы.
И в этот раз мне хотелось убедиться, своими глазами увидеть, что творится в Москве. Кроме перечисленного выше видел только небольшие собрания людей на Новом Арбате внимавшие речам народных ораторов (запомнил только Михаила Грушевского), самодеятельных уличных музыкантов, художников. В известных мне магазинах, где раньше покупал продукты к ужину и в дорогу не удалось купить в этот раз даже варёной колбасы и пива – докатилась Москва!?!
В Воронеже, в «Конторе», меня ждала неприятная новость, не связанная с моим командировочным заданием: мой давний и хороший знакомый, инженер-изобретатель уволился и где теперь работает не могли сказать. Сделав свои дела я поехал по указанному мне домашнему адресу.
Небольшой деревянный дом в заводском микрорайоне, окружённый всё ближе подступавшими к нему многоэтажками.
В доме оказалось довольно много людей. Мы обнялись с хозяином, он представил меня окружающим и поведал мне о причине собрания. Прислушиваясь к разговорам я понемногу начал осматриваться вокруг.
Присутствующие были люди простые не чинные, не богатые, но тёртые разными жизненными обстоятельствами.
Здесь были одни мужики: токари, слесари, инженеры, товарищи по работе. Не было среди этих людей ни писаных героев ни патологических трусов. Почти все в своё время служили срочную службу, а нескольким «повезло» повоевать в Афганистане.
Все друг-друга знали и доверяли своим, горе и радость делили пополам.
Бедная обстановка жилища видимо не смущала людей – они бывали здесь не раз.
Главной ценностью дома был гараж. Семён с молодых лет жил вдвоём с матерью, и по сути был в доме заботливым хозяином. В гараже был смонтирован газовый котёл для отопления дома и гаража. Район частной застройки в городской черте был подключен к общегородской газовой магистрали. Газовыми кухонными плитами ещё с послевоенных времён оснащали многоквартирные дома и личные хозяйства горожан. Гараж назывался таковым лишь для отвода глаз. Небольшое кирпичное строение изнутри выглядело больше чем снаружи. На самом деле в нём была оборудована мастерская.
Здесь находились: токарный и фрезерный станки, сварочный аппарат и небольшая газовая печь «вагранка» для плавки, ковки и закалки металлических деталей.
Соратники изобретателя знали здесь каждую деталь, каждый по своей профессии. Здесь они проводили большинство своих выходных в спокойное доперестроечное время. Позже, когда времена стали лихие, здесь сам собой сформировался кооператив, который своей работой и производимыми изделиями помогал выживать мужикам и их семьям.
Случившееся две недели назад, не посеяло в них тоску и панику, а только сплотило перед новой бедой.
Внезапная болезнь изобретателя ни у кого не вызвала подозрений и разбираться в случившемся не стали. Время было, как уже сказано такое :
