Дневник.
Взгляд девушки устремился вдаль. Ева стояла уже несколько часов, обворожённая красотой города Севастополя, и, несмотря на то, что она видела его не в первый раз, хотелось утонуть в голубой лазури безоблачного неба.
В летние дни солнце стоит в зените, и этот город, словно магнит, притягивает историческими живописными местами посетителей; лёгкий бриз и грация в полёте птиц заставляют сердце трепетать от волнения и умиротворения. Когда вдали послышится птичий зов, и раскинувшиеся крылья, будь это голубь или чайка, приблизятся в поле зрения какого-либо мечтателя, разобьют его размышления о неприятном, тогда он почувствует, что есть на свете что-то более высокое, чем просто человек, пытавшийся забыть, зачем встал ни свет ни заря, сел в утренний автобус и прибыл сюда, чтобы забыться и окунуться в мир грёз.
Ева называла это место голубой лагуной, потому как оно стало чем-то вроде круга, спасающего её от жизненного водоворота. Тонкие пальцы, которые остановились на первой странице, немного дрожали, глаза, как маятники, переходили от одной строчки к другой; при этом, отводя взгляд, она пыталась не заплакать от только что узнанного о своей матери.
Еве было восемнадцать. Её чёрные распущенные длинные волосы запутались под дуновением сильного ветра; на тонкой шее – голубая шаль, которая словно волной развивалась под холодным потоком воздуха. Она была взволнована, и в то же время напугана и до неузнаваемости задумчива.
Дневник матери пролежал в сарае долгое время. Это были истории, написанные на бумаге её же рукой, события, которые мама попыталась стереть из памяти, спрятав их от людского взгляда, надеясь, что её единственная дочь так и не найдёт дневник в чемодане со старыми вещами. Тут, на этих помятых страницах, тлели остатки её молодости. Первое знакомство с дневником оставило неизгладимый след в душе девушки. Оказывается, многое так и останется в памяти её матери, и наверняка, это всего лишь маленькая частица её жизни, и сегодня, пусть хоть мысленно, она перенеслась на страницы болезненных воспоминаний, и кое-какие описанные события открыли ей причину её поведения. Некоторые строчки читались легко и свободно, другие, словно нож, вонзились в сердце, заставляя задуматься, знала ли она на самом деле то, что хранится в глубине тонкой души матери.
Её сковало, когда она узнала о притворной любви матери к отцу, о той грустной улыбке, появляющейся на немолодом лице, о печали и непонимании всего происходящего с ней до сегодняшнего дня.
И всё это вызвало бурю эмоций.
– Бедная моя мама, – мыслила она вслух, и ветер будто подхватывал её слова и сохранял в своём порыве её новые чувства. Закинув волосы назад, она оторвалась от чтения, кинула кусочек хлеба птичкам и, как ребёнок, улыбнулась дикому голубю, запутавшемуся у неё в волосах.
Нет, это ей совсем не мешало. После того, как прелестная птица сложила свои крылья на скамье рядом с ней, Ева продолжила своё чтение.
За несколько часов перед ней пробежала жизнь отца, и тропинка, ведущая в зелёный сад, оказалась вдруг пропастью.
Только из отрывков воспоминаний матери стало ясно, что она вконец была разочарована. Да, последнее, что отец сделал – худшее из зол. Этот его поступок, по мнению матери, как тёмное пятно, которое невозможно отбелить письмами из тюрьмы, которые приходили домой, но так и остались лежать грузом непонимания в её сердце.
– Я виноват. Это моя вина! – извилистая строка так и прыгала перед глазами Евы, еще больше запутывая эту историю.
– Если не верит, значит, о любви и говорить не стоит. – Он сидел в тюрьме за убийство, но Ева не верила в его виновность. Что же на самом деле произошло между родителями, что заставило мать возненавидеть его? Да, правда, может быть он и неидеальный муж, но как отец безупречен, и он всё еще её отец, чего она не желала менять.
Ева была не согласна со строками на бумаге, в её душе происходил настоящий бунт, внутри всё смешалось. Эти строки совсем не любовное признание жены к мужу, не счастливые воспоминания, переданные на бумаге, это было описание печальных моментов жизни, из сердца лилось необъяснимое чувство, фальшивая жизнь молодой девушки, и с каждой строчкой почерк становился корявей, мысли всё беспорядочней, а сердце черствее.
– Я не выйду за него замуж, – сообщала следующая строка. – Я всегда буду любить другого мужчину, и если вы все думаете, что это когда-нибудь пройдёт, то вы ошибаетесь. Это – как отнять у человека дыхание, как заставить солнце больше не согревать землю, а море не наделить волнами.
– Я совершила безумие. Мама, я поддалась уговорам, я продала своё тело за несколько копеек. Я больше не живу, я существую.
После этих строк Ева заплакала.
– Нет, я не скажу маме о том, что прочитала её дневник. Нет, не стану ранить её больше, чем она уже выстрадала и пережила. Пусть это будет нашей с тобой первой тайной, – обратилась она к дневнику. – Причина ясна: мама пьёт, чтобы не думать обо всём этом. Отец в тюрьме, и хоть она и говорит, что его совсем не любит, всё равно переживает. Нет, мама, ты меня не обманешь, – проговорила Ева и захлопнула тетрадь.
Ева вернулась домой. А стоял их дом на возвышении, на пустыре; старый, большой дом с черепичной крышей, светлыми окнами, и большим огородом. И, несмотря на то, что он не представлял ничего особенного из себя, был для Евы родным очагом, где она проводила многие часы на веранде, пристроенной к дому, закутывалась в одеяло, наблюдая, как белая ночь рисует небесные узоры, оттеняя и отделяя огромный шар, нависший над деревней. Пыль пробегала по широкому полю, цепляясь за зерновые колоски, зелёная сочная трава шелестела от прохладного ветра, мгла, будто колыбель, укачивала стоявшие рядом огороженные частоколом дома, а осоковые заросли обнимали речную гладь, будто мать ребёнка.
Живописный узор этой ночи был особенным, что заставило Еву с трудом оторваться от этой красоты, лечь на мягкую перьевую подушку и попытаться заснуть в пришествии утра.
– Пусть следующий день будет лучшим, чем этот, – крутилось в голове, когда сон нежно убаюкивал юную девушку.
