Жил когда-то в наших краях один гончар по имени Хани>1. Хороший был парень. Узнавал по голосу певчих птиц; помнил все тропы, затерянные между камней; облазил каждую расщелину окрестных гор… Любил свою землю. А потому и знал её хорошо – мог всегда отыскать глину красную, гулкую, для праздничных сосудов с вином и кувшинов с маслом. Находил он легко и места залежей глины жёлтой, звонкой – той, что каждый день на столе хозяйку хвалит. Сам вёл он своё немудрёное хозяйство, сам овладел ремеслом, сам торговал своим товаром в базарный день. Рос он один, без родителей, на глазах у всего Нижнего Города, и слова худого про него никто сказать не мог.
Изо дня в день сидел он за гончарным кругом, стоял у печи с обжигом или продавал свою посуду. С радостью гулял с друзьями по горным тропам, купался в море и с радостью возвращался вечером домой. И как-то раз понял, что повзрослел.
И вот увидел он однажды на базаре девушку ослепительной красоты, влюбился в неё и решил жениться. Да вспомнил, что нет у него никаких родственников – ни дальних, ни близких. И не у кого ему просить благословения. Пошёл он тогда ранним утром в Верхний Город прямиком к славному и могущественному Визирю Инсару>2.
– О, храбрый и справедливый воин! Ты – правитель Города и один из мудрецов всего нашего края. Посоветуй мне и помоги – увидел я девушку, что, как солнце, озарила каждый день моей жизни. Хочу её хозяйкой в свой дом ввести. Скажи, благословишь ли ты нас, как отец родной? Согласишься ли по обычаю просить её руки для меня?
Отвечал Визирь:
– Одинокую жизнь веду я, гончар. Раны ещё с юности покрыли моё тело, да и душу не пощадили. Пришёл я в наш Город за мирной жизнью уже много повидавший и многих потерявший, а было мне тогда столько лет, сколько тебе сейчас. Ты родился в первый год моего пребывания здесь, и я хорошо помню твоих счастливых родителей. Помню и беду, забравшую их… Отцом никому не был, и тебе, как сыну, помочь был бы рад. Но вот что скажу: сначала приведи её!
Озадачился гончар и долго бродил по узким каменным улочкам, раздумывая над словами Визиря. Полуденное солнце со всей силой жгло макушку, когда увидел он, что ноги занесли его в Средний Город, где самым мудрым человеком считался Великий Маг Кадир>3. Постучался гончар в ворота Кадира и спросил его:
– Великий Маг! Пришло мне время жениться, а благословить меня некому. Вот и к тебе пришёл я с этой просьбой. Узнал я девушку, ослепительную, как само солнце, что озаряет всю жизнь своим сиянием. Хочу просить тебя сосватать её за меня – возьмёшься ли?
Хитро прищурился Великий Маг и отвечал:
– Так приведи её сначала!
Совсем огорошил Маг гончара вторым, схожим с визиревым ответом, и побрёл Хани по дорожкам, бегущим вниз, к морю. И думал, думал… Заходящее солнце раскрасило небосвод сначала в алые, потом в апельсиновые, а затем в бирюзовые и синие полосы. А вскоре и совсем скрылось за горой. И увидел гончар, что стоит он недалеко от своего дома, в Нижнем Городе. Ни одной миски с утра не обжёг он, ни одного кувшина за весь день не продал… Да и ответа своей страждущей душе так и не нашёл. «Зайду-ка я к Дервишу – он третья мудрая голова в нашем краю – может, что и подскажет…» – подумал Хани и, проскользнув в знакомую с детства калитку, прошёл под тень развесистых шелковиц. Там сидел седой старик, двери дома которого никогда не запирались – он всегда был рад гостям. Присел гончар на круговую лавку за столом и в третий раз начал свой сегодняшний рассказ.
– Здравствуй, Учитель! Хочу я жениться на девушке, что ослепила меня своей красотой. Хожу сегодня весь день, прошу всех уважаемых людей стать мне посажёным отцом. Знаю, знаю, что ответишь мне: «Сначала приведи!» Да хоть ты пойми, что не могу я без уверенности водить её на смотрины и подвергать любимую пересудам, а может и отказу! Поэтому заранее и прошу людей, которым доверяю и перед мудростью которых преклоняюсь с детства – если верите моему выбору, обещайте, что благословите нас, и уж тогда приведу сюда свою возлюбленную, чтобы назвать женой на веки вечные. Подобна она сияющему солнцу на небосводе моей жизни и радость принесёт в мой дом! Ну, отвечай…
И опустил глаза гончар, ни на что уже не надеясь. И услышал:
– Не дело хвалить солнце, когда луна во власти! Иди спать, а утром сам будешь знать, что тебе делать дальше, – и Дервиш тихо затянул песню…
И пришла ночь, дарящая покой, и сомкнула всем уставшим веки, и прошло время, и наступило утро…
Пошёл Хани следующим днём прямо к дому своей избранницы, встал напротив ворот и стал ждать. Самому войти в чужой дом без приглашения никак нельзя, а сватов засылать – так они ж все ему условие выставили! А как привести девушку к ним на смотрины, если с ней толком и не разговаривал-то ни разу?
И вот ворота наконец отворились, и вышел из них со своей свитой купец Хафиз>4. И бросился к нему гончар, и испросил разрешения говорить, и милостиво получил его.
– Ослепила меня красотой своей дочь твоя, о славный Хафиз! Разреши мне отвести её к трём мудрецам нашего города, тогда один из них согласится быть мне отцом названым и по обычаю предков войдёт в твой дом с просьбой отдать её за меня, если на то будет его и твоя воля.
– Здравствуй, здравствуй, гончар! Негоже такие важные дела на ходу обсуждать! Не хочешь в дом пройти – поговорим в саду.
Расположившись в обвитой цветущими вьюнками беседке, внимательно и долго вглядывался Хафиз в будущего зятя и наконец спросил:
– Да где ж встретились вы с моей дочерью, много ли слов ты ей говорил, много ли слов ты от неё слышал? Держал ли до сего дня ты её за руку, которой так желаешь?
– Никогда не касался я прежде дочери твоей! – с уважительным поклоном отвечал юноша. – А голос её слышал, только когда она на выбранный товар указывала. На базаре я её видел, не один раз брала она у меня посуду. Позволь мне поговорить с ней о нашем будущем – ни о чём другом я вот уже который день и думать-то не могу, хотя даже имени её пока не знаю…
– Как так?! – воскликнул изумлённый отец. – Так про какую же из моих дочерей мы сейчас говорим, ведь они всегда вместе – одна без другой на базар не ходит!
Теперь настала очередь Хани замереть в немом удивлении. С трудом подбирая разбегающиеся куда-то слова, он изо всех сил пытался сохранить достоинство в дозволенной ему уважаемым человеком беседе.
– Не понимаю, как же так? – бормотал он. – Я же спрашивал… Тогда… В первый раз, когда увидел я красоту её и стоял поражённый, глядя ей вслед, люди сказали мне: «Это дочь достославного Хафиза!» А кроме неё, я никого вокруг и не заметил…
– Кажется, я начинаю догадываться, – улыбнулся в усы горделивый отец. – Но скажи мне, юноша, а в каком наряде была тогда моя дочь?
