Глава 1
Никто не смеет спорить с Ветром
Пять лет назад мой отец совершил ошибку.
Никто не смеет спорить с Ветром. Но каждый герой мечтает убить монстра. Мой отец был героем.
А ещё он был дураком.
Я стиснула гребень так сильно, что побелели пальцы. Подняла, чтобы в восемьдесят восьмой раз, как и подобает невесте, провести им по мерцающим золотом в предрассветном мраке волосам… и запустила в зеркало.
Невеста…
Это насмешка, не более. Меня принесут в жертву, а белоснежный ритуальный наряд станет саваном.
Невеста… Я не невеста Ветра, я – откуп. Откуп за дерзость, за глупость, за ошибку отца. Он не отпустил бы меня на свадебный пир. Перерезал бы горло, чтобы алые капли вплелись в вышивку на вороте платья, петлёй захлёстывающую шею. Папа спас бы меня от чудовища! Если бы был жив…
Пять лет назад он дерзнул выступить против монстра. Ветер испокон веков мучал наш город, забирал всё, что ему приглянётся, брал, не спросив и не заплатив. Мы терпели. Мы привыкли терпеть, как терпели наши деды и прадеды. Лучше бы мы терпели и дальше! Лучше бы страдал весь город, но папа… папа остался жив.
Трещины на зеркале разделили моё мертвенно бледное лицо на части – дурная примета. Но что мне теперь приметы?! Как заворожённая, я потянулась к стеклу и отковырнула осколок. Острый. Острее ножа.
Поднесла к шее.
Монстру показалось мало убить наглеца. Он спустился с гор и ступил на нашу… на свою землю. Он был высок и страшен, а серебристые виски смотрелись воинским шлемом на чёрных волосах. Он швырнул голову моего отца на помост и наступил сапогом.
– Вы и правда настолько глупы? – усмехнулся он. – Вы послали не отряд, не опытных бойцов, а торгаша с кинжалом?
Мы послали не торгаша. Мы послали героя. И мы его потеряли.
Городничий плюхнулся на колени и заскулил от ужаса. Он скулил куда громче, чем выла мать в толпе.
– Я хочу жену этого идиота.
Толпа отхлынула в стороны, как рой вспугнутых мух.
– Нет! Мама! Мама!
Но крик сопливой девчонки заглох в согласном ропоте:
– Лерий совершил ошибку! Его семья заплатит! Справедливо! Справедливо! Справедливо!
Справедливо… Справедливо ли отдать одну дрожащую от страха женщину на растерзание чудовищу, чтобы отвести гнев от целого города? Для меня – нет.
Но никто не смеет спорить с Ветром.
Я кричала и умоляла:
– Помогите! Кто-нибудь! Мама! Остановите же его!
Никто не слушал, а чьи-то сильные руки держали меня за локти.
Что он сделает с ней? Надругается? Разорвёт на части? Унесёт в своё логово на горе, как случалось с жертвами испокон веков?
Он хищно шевельнул бровями и потянулся к ней.
– Не-е-е-ет! Мама! – Никому было не удержать меня на месте. У гончара до сих пор остался шрам от зубов, когда он попытался скрутить меня, тощую и мелкую. – Забери меня! Я расплачусь за отца!
С силой, каковой никогда в себе не помнила, я оттолкнула мать в сторону, а она лишь слабо шевельнулась, так и не решившись меня остановить.
– Забери меня, господин! – твёрдо произнесла я, сжимая кулаки.
Он протянул ко мне смуглую лапищу, стиснул подбородок и покрутил из стороны в сторону, рассматривая, как товар. Презрительно бросил:
– Совсем девчонка. На кой ты мне?
– А на кой тебе моя мать?
Дерзкий взгляд ли, твёрдость слова, упрямо наморщенный лоб – боги знают, что привлекло его тогда. Но Ветер сжалился. Его встопорщенные от ярости брови разгладились, серьга в ухе, завершающаяся остриём, задумчиво качнулась, насмешка сквозила в хриплом голосе.
– Сколько тебе?
Я процедила:
– Пятнадцать.
Достаточно, чтобы защитить тех, кого люблю. Тех, кто остался в живых.
– Смелая. Люблю играть со смелыми. А ведь лет через пять ты станешь настоящей красавицей, – снисходительно протянул мужчина. – Что ж, я приму в оплату твою жизнь. Пять лет вы не увидите меня, а потом я вернусь за тобой, девочка. А чтобы к тому времени ты не решила сбежать, прими от меня подарок на помолвку.
Он обхватил запястье так крепко, что я вскрикнула. Издевательски поклонился и поднёс ладонь к губам. Поцелуй стал печатью, клеймом, меткой прокажённой. И эта метка за годы разрослась от крошечного золотого пятна до плети, хлещущей по телу.
Обвивающая предплечье лоза ныряла в рукав сорочки и, я чувствовала, змеёй ползла под тканью, напоминая, что он найдёт меня где угодно. Но я и не пыталась сбежать: мне бы не позволили. За эти пять лет родной город стал тюрьмой. Никто не хотел снова навлечь гнев монстра.
Осколок зеркала кольнул кожу, а я прижала его сильнее.
Мне не выбраться из ловушки живой, но никто и не обещал, что невеста Ветра будет дышать.
Я закрыла глаза и…
– Тисса!
Дверь не успела захлопнуться, а пощёчина уже звенела в ушах. Осколок выпал из ослабевших пальцев и нырнул в темноту спальни.
– Я не дамся ему живой, мама, – бесцветно проговорила я.
Я хотела утешений. Слёз, прощаний и прощений. Но дождалась совсем иного.
– А о матери ты подумала, неблагодарная девчонка?! Что будет с городом, что будет со мной, если ты не явишься на свадьбу?!
– На свадьбу? – Я вскочила и рванула белоснежное платье с вешалки на пол. – Это не свадьба, это жертвоприношение! И кому какое дело, сейчас или позже…
Она до синяка сдавила моё плечо, оттаскивая от наряда. Бережно уложила платье на кровать, так и не расправленную с вечера.
– Никто не просил тебя совершать эту глупость, – негромко проговорила она. – Как и твоего отца. Так имей смелость ответить за неё.
Больше я не произнесла ничего. Да ей и не нужно было: причёсывая невесту, мать щебетала про красоту и вспоминала собственное празднество. А я молчала и смотрела в разбитое зеркало.
Мы с отцом и правда похожи. Светловолосые, светлоглазые… глупые и до смешного благородные. Что ж, кому, как ни мне, заканчивать его дело.
***
Он обещал прийти на рассвете. И, хоть страх перед господином Ветром был велик, он всё же был меньше любопытства: на площади собралась целая орава людей. Будто и правда провожают в новый дом невесту.
Слишком длинные, неудобные рукава ритуального одеяния подметали землю, когда я шла к помосту. Алая вышивка стекала по ткани, как кровь, которой суждено пролиться в брачную ночь. Вот только никто из «гостей» не знал, что кровь, которую прольёт невеста, будет не её. Улучив минуту, я стащила с кухни нож поострее и спрятала под платьем. Он царапал бедро, не давая забыть о себе, заставляя держать спину прямо, а шагать решительно.
Пять лет назад отец совершил ошибку. Теперь моя очередь.
Солнце полыхнуло над горизонтом, и на краткий миг я позволила себе надежду: вдруг монстр забыл про меня? У монстров ведь очень много дел…
Но потом подул ветер.
Сначала лёгкий, неуверенный. Потом порыв сорвал с голов зевак шапки. Языками пламени затанцевали свисающие из окон алые праздничные флаги. А потом небо потемнело от туч, а монстр спустился с небес.