Жизнь Лизы Кондрашовой не сложилась сразу, можно сказать с первых пелёнок. Дом малютки, потом детский дом, где полно таких же детей, как она. И все они мечтают найти своих родителей, все понимают, что их обделила судьба с самого рождения. Она отобрала у них очень важную составляющую: лишила родительской любви. Сколько разных, прямо-таки ошеломительных историй придумывали они, воспитанники детского дома, про своих родителей. И известными-то они были, и талантливыми, и любящими, но судьба-злодейка в одночасье всё изломала. Погибли родители в автокатастрофе, в авиакатастрофе, во время экспедиции в горах или ледниках, сорвавшись в расщелину, пропали в экспедициях, утонули в море и так далее, и так далее.
Детская фантазия в этом случае была безграничной, предлагая всё новые сюжеты из жизни «дорогих родителей», вычитанные из затрёпанных книг детдомовской библиотеки.
Лиза тоже мечтала, что когда-нибудь и её найдут родители или хотя бы один из них. Повзрослев, она постепенно перестала мечтать об этом. Как-то раз они с лучшей подругой Ленкой проникли в кабинет директора, где в шкафу хранились документы воспитанников. Лиза нашла папку со своим делом. Тогда она чуть не потеряла сознание от волнения за возможность прикоснуться к истории своего появления на свет. Она вначале часто вспоминала это разочарование, надеясь, что всё-таки то, что было там написано – это неправда и всё ей просто приснилось. Ведь у каждого человека есть мама и папа, по-другому дети просто не рождаются. Дело было осенней ночью, когда нянечка мирно спала в коридоре, сидя за столом. Вооружившись крошечным фонариком, девочки на цыпочках прошли мимо нянечки и направились к заветной двери в кабинет, у которой по чистой случайности именно сегодня сломался замок.
Дрожащими, внезапно вспотевшими руками Лиза взяла тонкую белую папку с обыкновенными тряпочными ленточками. Сердце билось, как сумасшедшее и, казалось, оно готово выскочить из груди.
– Ну, чего ты? – шипела Ленка, – Что замерла, как контуженная? Быстрее давай! Ну, чего там?
Лиза открыла папку. В ней лежало всего несколько листочков. На одном из них было написано, что в дом малютки поступила девочка, подкидыш, найденная на крыльце приёмного покоя. Имя ей дали в этом же доме и фамилию тоже: Елизавета Александровна Кондрашова. Там ещё были выписки о прививках и о здоровье. И больше ничего…
Лиза потом сильно плакала.
– Как же мои родители меня теперь найдут? Мне же имя другое дали… А они меня наверное совсем иначе называли… Как же теперь?
Оставалась, правда, маленькая надежда, что её могут найти по внешности. Была она смуглая, с тёмными, крупными завитками волос, с большими карими глазами и прямым греческим носом. Внешность яркая, цыганистая или греческая и не разберёшь. И ещё на левой её щеке была яркая маленькая родинка. Она была ещё с рождения. А ведь это примета!
Но шло время, а Лизу никто не искал. Так и прожила она в детском доме до семнадцати лет. После окончания средней школы Лиза получила аттестат с одними пятёрками и ордер на комнату в общежитии хлебокомбината. Комнатка оказалась маленькая, всего двенадцать метров, но зато своя. Это же первая её собственная жилплощадь! Общая кухня располагалась в конце коридора здесь же на этаже. Немного дальше были санузел и душевая. И хотя в общежитии часто отключали горячую воду, а в кухне воровали чайники и сковородки вместе с едой, Лизе всё нравилось. Она, как первопроходец, познавала самостоятельную жизнь, без воспитателей и школьных наставников. Весь июль она тщательно готовилась к поступлению в педагогический институт. Стать учителем русского языка и литературы Лиза мечтала с пятого класса, когда к ним пришла новая учительница Мария Яковлевна Горшенёва. Ах, как же она вела уроки! Сколько всего знала о жизни писателей.
«А как мы ждали, когда наша Мария Яковлевна возьмёт в руки гитару и негромко запоёт нам какой-нибудь романс. Иногда мы пели все вместе, всем классом, а Мария Яковлевна только повторяла: «Тише, тише, душевнее, это же романс…». Мы ей все в рот смотрели, уроки пролетали, как увлекательный фильм, молниеносно. Вот бы стать таким же учителем, как она!» – мечтала Лиза.
Она поступила в институт и даже набрала баллов больше, чем требовалось для зачисления на дневное обучение. Ей сразу же назначили стипендию, целых сорок восемь рублей! И всё-таки денег катастрофически не хватало, ведь у неё не было ничего в её четырёх стенах. Только матрас, лежащий на полу с тонкой ватной подушкой и, ещё более тоненькое, байковое одеяльце, да два старых табурета. Из одежды и того меньше, а впереди уже маячила зима. Лиза призадумалась и стала искать работу. И нашла работу уборщицы подъездов. Это очень устроило её, так как убирать в них она могла в удобное для неё время: ночью или рано утром перед занятиями в институте. Жить стало значительно легче.
Училась Лиза увлечённо, с удовольствием. Всё у неё ладилось. В группе, хотя она ни с кем не сошлась близко, со всеми поддерживала дружеские отношения. Подругой её по-прежнему была Ленка, жившая теперь в другом общежитии, в такой же крошечной комнатке. Ленка работала на маслозаводе тоже уборщицей, потаскивала оттуда помаленьку молоко и масло и на жизнь особо не ворчала. Потом она познакомилась с водителем, развозящим продукцию маслозавода по магазинам области, и быстро вышла за него замуж, переехав жить к нему. У Лизы тоже дела шли неплохо. К Новому году она купила одноместную кровать с деревянными спинками и панцирной сеткой, тумбочку для белья и посуды с двумя дверцами и полированной столешницей. А чуть позже небольшой стол для занятий занял в её комнатке место у окна. Теперь не надо было писать на табурете, стоя перед ним на коленях по нескольку часов. Лиза была почти счастлива. Жизнь потихоньку налаживалась.
В личном плане было немного сложней. Она никуда не ходила, ни на танцы, ни в кино, ведя строгую экономию. Да и времени не хватало на все эти развлечения. И вот однажды…
Лиза мыла полы в одном из подъездов. Она уже заканчивала уборку, как вдруг внизу, на первом этаже хлопнула входная дверь. В то время в подъезды, не знавшие ничего о домофонах, мог войти любой желающий. У Лизы душа сжалась в комочек.
«Ой, кто там? Хоть бы уж кто-нибудь нормальный… В три часа ночи? Нормальные спят давно. Хоть бы не дошёл до меня, пусть он живёт этажом ниже, ну пожалуйста! Нет, сюда топает и, похоже, пьяный. Вон как его о перила мотает. Ну, это легче, отобьюсь…» – подумала она, поправив платок на голове, чтобы прикрыл глаза по самые брови, и вцепилась в швабру обеими руками.
