Утром пришлось повозиться: средства для макияжа, которые принесла фрау Шмидт, были мне непривычны, я пользовалась совсем другой косметикой. Но в итоге всё получилось. И даже сложная причёска, которую я видела на портрете Тиффани.
- Справилась, - сдержанно похвалил Хантхоффер.
Я скромно опустила глаза: юной баронессе, лишь несколько месяцев как вышедшей из стен пансиона, не подобает улыбаться посторонним мужчинам, тем более ищейкам-телохранителям.
Фрау Шмидт провожала до дверей и почти на выходе сунула мне в руку прозрачный гранёный камень.
- На всякий случай, - шепнула она. – Разбейте его, если будет нужна помощь.
Какая помощь, как разбить, я спросить не успела, просто опустив камень в сумочку.
Неподалеку от гастхауса ожидал фиакр, и мы торопливо уселись, назвав адрес Академии изящных искусств.
Занятия в Академии начинались в восемь тридцать утра. Мы приехали около девяти, поэтому я не ожидала увидеть в обширном дворе с аллеями, цветами, скульптурами и фонтаном столько молодых людей и девушек.
- Шмуст, у них же сессия, фрау Марчант говорила, - припомнил Хантхоффер то, что напрочь вылетело из моей головы.
Зато не пришлось ничего искать. Кто-то из самых законопослушных сразу подбежал с вопросом, какая помощь нужна герру полицейскому. Нас проводили прямо в кабинет фроляйн Отс самым коротким из всех возможных путей, минуя главный вход.
Записку от начальницы канцелярии советника вручал строгой фроляйн в деловом костюме Хантхоффер, так как я была в образе юной неискушённой девицы. Я только позволяла себе глазеть с восторженным видом по сторонам и проявлять лёгкую нервозность. Секретарь ректора наверняка подумала, что полицейский из провинции привёл устраивать в Академию кузину, которой покровительствует сама фрау Зитцель.
- Герр лейтенант, фроляйн эф Гворг, у герра ректора очень плотный график. Я сделаю всё, что смогу, но предупреждаю, что вы можете потратить на ожидание довольно много времени.
- Это не страшно, фроляйн Отс. Главное, чтобы вы доложили о нас герру ректору, - сказал вежливо ищейка.
Я тут же представила, как секретарь говорит Клауфельду, что в приемной его ожидают полицейский лейтенант и фроляйн эф Гворг. Ректору будет сложно усидеть на месте, ведь он решит, что полиция нашла Тиффани!
Но всё вышло ещё лучше: герр Клауфельд вошёл в ту же дверь, что и мы некоторое время назад. Я вскочила, опережая фроляйн Отс, он упёрся в меня взглядом и выговорил побелевшими губами: «Фроляйн Тиффани». Макияж и причёска сделали своё дело.
Потом ректор заметил Хантхоффера, и секундная растерянность сменилась властной решительностью.
- Герр лейтенант, фроляйн эф Гворг, прошу вас в мой кабинет. Фроляйн Отс, меня нет ни для кого.
- Даже для… - попыталась уточнить секретарь, но Клауфельд уже запирал дверь.
С другой стороны. В это время я рассмотрела его очень внимательно. Сложения он был субтильного, роста невысокого (про таких есть меткое выражение: «Маленькая собака до смерти щенок»), волосы на голове поседели, вокруг рта собрались морщины, но глаза... Эти глаза были непроницаемы, как стенки защищённого магией сейфа. Сейчас он был уже полностью уверен в себе.
- Прошу вас, присаживайтесь, - Клауфельд тоже посмотрел на меня в упор. – Герр лейтенант, вам будет удобнее у стола. Фроляйн, желаете кофе?
Я покачала головой и села на стул для посетителей. Кабинет ректора был просторным, там умещался и большой Т-образный стол для совещаний, и несколько книжных шкафов от пола до потолка, и уголок отдыха с мягкими креслами и кофейным столиком, и открытые полки с наградами Академии и её студентов.
- Вы не Тиффани, - сказал Клауфельд, усаживаясь в своё кресло. – Прошло пятнадцать лет, она наверняка изменилась.
Дальше играть не было смысла, но Хантхоффер подал знак молчать.
- Герр Клауфельд, в ваших интересах рассказать нам всё. Всё, что случилось утром семнадцатого декабря ХХХХ года в стенах вашей Академии.
- Я бессчётное множество раз рассказывал всё вашим коллегам, герр лейтенант. Они исписали моими показаниями несколько томов.
- Я читал ваши показания, но в них нет ни слова о Тиффани эф Гворг и её золотом камертоне. Успокойтесь, герр Клауфельд, я не подозреваю вас в убийствах.
- Но я в самом деле не убивал, - твёрдо сказал ректор.
- Верю. Расскажите нам о фроляйн Тиффани и её роли в этом деле.
Чем больше вопросов о Тиффани задавал ищейка, тем больше замыкался в себе ректор. Я будто слышала, как поворачивается ключ: щёлк – один оборот, щёлк – второй, щёлк – третий. Что, Котька Пертц, натворила моя тётушка? Как теперь разговорить Клауфельда?!
- Хорошо, герр ректор, расскажите про золотой камертон.
- С удовольствием, только объясните, почему вы спрашиваете о нём в связи с фроляйн эф Гворг? Она не успела получить эту награду, хотя была безусловно достойна.
- Награду?
- Да, «Золотой камертон» - главная награда, которую мы ежегодно вручаем лучшим студентам, отличившимся в своих дисциплинах или разных творческих конкурсах. Да вон там, на полках – магоснимки, взгляните сами.
Он не врал, на полках в рамках стояли магоснимки улыбающихся молодых людей и девушек с камертонами в руках. Но именно в этот момент я почувствовала неясное беспокойство, какой-то зуд в кончиках пальцев и уверилась в том, что Клауфельд причастен к тайне исчезновения моей тётки.
- Иными словами, о портальном артефакте в виде золотого камертона, которым пользовалась фроляйн эф Гворг, вы ничего не знаете? – безразличным тоном спросил ищейка.
- Пресветлые Небеса, конечно, нет! Мы с фроляйн Тиффани были всего лишь преподавателем и студенткой, а такие отношения не подразумевают…
Вот оно. Этой маленькой оговорки оказалось достаточно, чтобы понять, как работать с клиентом.
- Вы хотите сказать, что Тиффани была в близких отношениях с кем-то другим? С герром Панини? Герром Блантом? Герром Фореску? Герром Лаурвальдом?
Ищейка понял и подхватил:
- Со всеми четырьмя? Или с молодым Эрихом Зюнцем?
- Вы сошли с ума? Да как вы смеете говорить такое о прелестной юной девушке, талантливой студентке?!
- Так ведь вы молчите. И из вашего молчания складывается ощущение, что вы сами были в неё влюблены, - пожала плечами я. – Но без взаимности.
- В неё все были влюблены, - сказал ректор с явным нежеланием. – Просто какой-то магнетизм, я не понимал, что со мной происходит. Но я знал, это недопустимо, и боролся.
- А те четверо, что были убиты? Тоже боролись?
- Откуда мне знать, они со мной не делились.
- А Тиффани тоже не делилась?
- Пресветлые Небеса, я дал слово, что всё останется между нами.
- Всё останется между нами, - серьёзно подтвердил Хантхоффер. – Или можете сразу собирать вещи и освобождать этот замечательный ректорский кабинет.
