Небрежно бросив дорожную сумку в шкаф-купе, Кельвин устало плюхнулся в кресло. Он намеренно забрался в этот забытый богом уголок, чтобы провести первый за четыре года отпуск. Лес, озеро, рыбалка и минимум общения – это то, о чем мечталось долгое время. По давней привычке, которой он не изменял даже на отдыхе, рука потянулась к пульту – начинались новости CNN. Не то чтобы они были интересны, – по долгу службы Кельвин был осведомлен о происходящем на несколько порядков выше, чем верставшие новости щелкоперы, – просто, слушая беглую болтовню дикторов, он отключался от державших в цейтноте проблем. Вот и сейчас стало легче: не позволявший расслабиться внутренний диалог исчез, зрение потеряло фокус, и Кельвин погрузился в состояние блаженства. Экран вещал о событиях в Поднебесной. В какой-то миг картинка изменилась, выставив на первый план президента, выступающего с обращением на фоне Белого дома. Мозг, владевший уймой информации и приученный ежедневно перерабатывать ее, буквально выпрыгнул из состояния отрешенности.
– Что за черт, он в Англии и не мог вернуться так быстро, – выпалил оживший внутренний голос.
Но то, что Кельвин услышал, отбросило это несоответствие на задний план, ввергнув в состояние шока. Не кто иной, как сам президент Соединенных Штатов, говорил о том, что, обслуживая интересы богатейших кланов страны, правительства, сменяющие друг друга, зарвались в своей беспринципности, оказывая экономическое и военное давление на другие страны под видом защиты жизненных интересов американцев. Развязанные ими войны не справедливы, а стало быть, преступны. Он предупреждал, что рано или поздно Америке предстоит расплатиться за содеянное, как в свое время Германии. Достижения американской демократии он называл блефом, приводя убийственные аргументы, а экономическое процветание – паразитированием на теле мирового сообщества, обусловленным возможностью бесконтрольно печатать вездесущий доллар.
То, что это заранее спланированная и великолепно проведенная провокация, Кельвин не сомневался. Но как им удалось взломать систему безопасности телеканала? С одной стороны, могли завербовать сотрудника, способного запустить материал в эфир. Тогда не составит труда вычислить – кто он, а соответственно, выйти на заказчиков; конечно, если его уже не зачистили. Готовить и внедрять агента? Слишком хлопотно. Этот вариант Кельвин отметал напрочь. Но ролик могли загрузить через взломанную компьютерную сеть, тогда отыскать организатора будет весьма сложно. Именно такое развитие событий виделось наиболее вероятным. В его пользу свидетельствовал факт, что злосчастное вещание не было мгновенно заменено другим, а было прервано. Некоторое время передатчики безмолвствовали. Видимо, компьютерщикам оказалось не по силам отразить атаку, пришлось рубить питание, а затем восстанавливать трансляцию в ручном режиме.
– Отдохнул, – съязвило внутреннее «я».
Мозг по привычке начал анализ, высыпая вопросы и отыскивая ответы. Во-первых, следовало понять – кто инициатор, без этого не докопаться до цели затеянного. Замутить бодягу, чтобы щелкнуть по носу американские спецслужбы и в очередной раз посеять недоверие к ним? Возможно, но это лишь попутный эффект. Кельвин нутром чувствовал, что вещание – исходный шаг в сложной многоходовой комбинации. Не поняв ее целей, невозможно противодействовать противнику, а играть вслепую Кельвин не привык – превращаешься в регистратора навязанных событий, пренеприятнейшее состояние. Правда, сами события могут подсказать, кто и для чего? Но будет упущено время, и затеянная операция дойдет до логического конца. Прервать ее… Но как?
Итак, кто? Ответ на этот вопрос был ключом, открывающим дверь в лабиринт, где немудрено потеряться, но без него не было даже такой возможности, не говоря уже о надежде разобраться в его хитросплетениях. Операцию могла затеять спецслужба любой, даже очень дружественной страны. Располагая обширными данными о деятельности спецслужб, Кельвин довольно скептически относился к такого рода «дружбе».
Китай, Германия, Франция, Япония, Израиль, Россия… – мозг принялся лихорадочно выстраивать страны по степени их заинтересованности в отвлечении американских спецслужб от проводимых мероприятий. В расчет принималась вся известная информация. Борьба за рынки сбыта высокотехнологического оборудования, безусловно, в первую очередь оружия, – Кельвин был осведомлен обо всех важнейших контрактах, готовящихся в этой области; соперничество за ценные ресурсы; работа наркотрафиков; финансовые махинации; манипуляции на биржах; ход локальных конфликтов; готовящиеся и проводимые разведывательные операции, как свои, так и чужие, естественно, те, о которых было известно из тех или иных источников и т. п. В общий список заинтересованных были включены даже разведывательные ведомства США, не входящие в состав ЦРУ, но подотчетные их директору как главе всего разведывательного сообщества, руководители которых могли быть заинтересованы в смещении с должности шефа. Кельвин понимал, что при определенных обстоятельствах они способны не только на провокацию, подобную этой, но и на физическое устранение неугодных, включая и первое лицо государства, которое являлось таковым лишь формально. Теперь, опираясь на содержавшуюся в голове информацию, Кельвин мог предположить, кто больше других заинтересован в произошедшем, но отдавал себе отчет, что это далеко не ответ на поставленный вопрос. Нужны были неоспоримые факты, подтверждающие умозаключения, или, на худой конец, косвенные, но значимые. Получить их можно было, только изучив особенности появления этой чертовой телетрансляции. Нужно было возвращаться на службу.
– Как ни крути, через пару часов тебя выдернут назад, – подытожил сидевший у него внутри оппонент, который так некстати был прав.
Достав из шкафа еще не разобранную сумку, Кельвин раздраженно набросил ее на плечо; подойдя к двери, он окинул взглядом номер, не оставил ли чего, и потушил свет. В коридоре было пусто, его удаляющиеся шаги затихли вместе с повторяющим их эхом.
Девушка-администратор, завидев спускающегося по лестнице недовольного джентльмена, не более двадцати минут как поселившегося в отеле, шагнула на встречу.
– Всё в порядке, – опередил ее Кельвин, – изменились обстоятельства. Мое пребывание оплачено на неделю, но думаю, я не вернусь. Вы говорили о дежурной машине, нужно в аэропорт.
Девушка понимающе кивнула и подняла трубку телефона. Машина была свободна, неразговорчивый водитель знал свое дело, и уже в четверть первого отрывающийся от бетонки самолет вжимал Кельвина в кресло, оставляя позади очередной несостоявшийся отпуск.
