Деревянные корпуса турбазы «Отрадная» стояли у подножия высокой горы. С её вершины открывался прекрасный вид на окрестные хребты и горы. Внизу лежала долина, где брала своё начало река, а по краям раскинулся густой хвойный лес. Сама же гора имела довольно сложный рельеф: нагорные террасы, длинные покатые склоны, альпийские луга. В зимнее время турбаза была раем для любителей горных лыж, летом же попросту пустовала.
В уютном затемнённом холле одного из корпусов, возле дровяного камина сидели мужчина и женщина. За окном уже вторые сутки шёл затяжной осенний дождь. В холле пахло заваренными травами, жжёными поленьями. Мужчина время от времени ворошил железной кочергой тлеющие угли в камине, ломал руками сухие ветки, подбрасывал их в огонь. Женщина заворожено глядела на вспыхивающие с новой силой языки пламени, прислушивалась к потрескиванию дров. Её звали Полина Блынская. Она молодая столичная актриса, приехавшая на съёмки в эти края. Он инструктор по горным лыжам Борис Чащин, летом работавший техником-смотрителем. Чащин обосновался здесь четыре года назад. Никто не знал, почему он с тех пор не покидал эти места. Даже во время летних отпусков он оставался на турбазе. Говорили разное: в частности, что в недалёком прошлом он был спортсменом, объездившим пол Европы, потом алкоголиком, а ныне это человек потерявший вкус к жизни. Ещё поговаривали, что всё своё имущество после разводов он оставлял бывшим жёнам, оттого и прозябал в этой глуши. Его считали отшельником. В его номере похожем на келью не было телевизора, и он не читал газет. Кастелянша и вовсе за глаза называла его дикарём. «Одно что в лохмотьях не ходит», – говаривала она. Правда, в его номере было немало книг. Но и эта библиотека уже давно не обновлялась и не пополнялась. Изредка Чащин смотрел футбол в холле турбазы, да и то без малейших эмоций. Всё остальное, казалось, его и вовсе не занимало.
Чащин вновь перемешал кочергой тлеющие угли. Из камина полыхнуло жаром.
– В Москве, наверное, сейчас хорошо? – равнодушно спросил Чащин.
Девушка словно очнувшись от своей задумчивости, бойко поглядела на Чащина и пожала плечами.
– Так, ничего.
– А когда приедет остальная киногруппа? – спросил он.
– Это вопрос, скорее, к синоптикам, – улыбнулась она.
– Завтра обещают прояснение.
– Скорей бы уж, надоел этот трёхдневный простой.
За дверью послышался шум шагов, шарканье обуви о металлическую решётку. Полина и Чащин в ожидании поглядывали на дверь. Но расшаркивание продолжалось довольно долго. «Деликатные»– пронеслось в мозгу у Чащина. Наконец дверь скрипнула, приоткрылась и в её проёме показалась сутулая фигура студийного администратора в намокшей штормовке. Поздоровавшись, он вошёл в холл, ведя за собой ещё двоих. Первым был невысокий, полноватый, круглолицый мужчина в клетчатом пальто и кепке. «Ну и погодка»– произнёс он и встряхнул капли воды с зонта. Следом за ним вошёл элегантный высокий молодой человек в чёрном кожаном плаще и широкополой шляпе. Мужчина поставил на пол огромный чемодан, ловко сорвал с головы шляпу, откуда обильно потекла вода, и улыбнулся присутствующим.
– Гарик! – взвизгнула Полина и вскочила с места.
– Ба, Полина! – воскликнул Гарик и широко развёл руками. – Богиня киностудии! Фея съёмочной группы и Пальмира павильона! Дай, дай я на тебя погляжу хорошенько. – Гарик подошёл к ней вплотную. – Всё так же чертовски неотразима. Признавайся, сколько ты разбила мужских сердец? Сколько было суицидов?
– Познакомьтесь, Боря, это Гарик. Большой артист и льстивый лжец, – сказала Полина.
– Боря, вы приглашены на пикник. Возражения не принимаются, – бодро заявил Гарик.
Чащин улыбнулся.
– Какой пикник, Гарик? – недоумённо спросила Полина. – На улице ливень.
– Устроим пикник в моём номере. У меня полный чемодан выпивки и всяких консервов.
– Узнаю Гарика, – усмехнулась Полина.
– А как же. Я человек запасливый, на все случаи жизни.
– Как добирался. Гарик? – спросила Полина.
– На перекладных. Этот ваш директор картины, грузин…
– Гиви.
– Ну да, Гиви. Встречает меня в аэропорту, везёт в какую-то харчевню и кормит холодным рассольником. Я ему говорю: «Послушай, генацвале, где кахетинское, где шашлык из осетрины? И где, чёрт возьми, твоё грузинское гостеприимство?»
– Ну а он?
– Ну а он мне заявляет: «Ну, ты же не в Грузии». Нет, каков ловкач!
– Иди, располагайся, Гарик. Твой номер шестнадцатый, в конце коридора.
– Всё, понял. Мой номер шестнадцатый и моё место в буфете.
Гарик взял чемодан и по-спортивному легко и бодро направился в свой номер.
– Вы идёте с нами к Гарику на пикник? – спросила Полина. – Он ведь всё равно не отстанет.
– Не могу, – ответил Чащин. – Мне ещё надо отправить срочные бумаги по почте.
– Ну, как хотите. Пойду, переоденусь, – сказала Полина и пошла в свой номер.
Чащин подошёл к шкафу, открыл дверцу, извлёк оттуда кипу бумаг, сложил их в сумку и, накинув куртку, вышел на улицу.
– Осветители, перестаньте щелкать семечки. Не на базаре, – выругался режиссёр.
Но те лишь заухмылялись в ответ. Назревал конфликт. Утомившаяся от ожидания киногруппа нервничала и враждебно поглядывала на режиссёра. Причина была проста и очень банальна в киношном мире. Режиссёр ждал солнца, а его всё не было, вот уже три часа кряду. Правда, оно нет-нет да появлялось на капризном балтийском небосводе, но лишь за тем, чтобы ненадолго подразнить киногруппу. Режиссёр нервно поглядел на часы, затем на хмурое небо и задумчиво уставился на камеру.
– Снимать нельзя, – сказал оператор, уловив напряжённый взгляд режиссёра, – только плёнку загубим.
– Сам знаю, – буркнул режиссёр и, натянув на самые глаза бейсболку, стал нервно вышагивать по площадке.
Это был его третий фильм. Первые два провалились в прокате и в этот раз он не намеревался наступать на те же грабли. Это уже означало бы приговор, диагноз. Потому он и отыскал крепкий сценарий, выбил у киностудии деньги, набрал нужных актёров, снарядил экспедицию в далёкие края. В кино же он пришёл из бокса. Бывший спортсмен он и в кино поначалу снимал документальные фильмы о спорте. Снимал их жёстко, бескомпромиссно, оттого и первый его игровой фильм обозвали «чернухой». Его побаивались, с ним не очень-то спорили. Правда, свои железные кулаки он пускал в ход на площадке лишь один раз, воспитывая пьяного зарвавшегося актёра. Но многие это видели и хорошенько запомнили.
Молва прокатилась.
Режиссёр с кислым лицом взад-вперёд ходил по площадке. Киногруппа томилась в ожидании. Многим было всё равно. Одним днём простоя больше, одним меньше… Суточные платят исправно. Лишь один неунывающий Гарик развлекал костюмершу и гримёров байками из актёрской жизни: «Так вот, народный артист Шилов, известный сердцеед и волокита, после очередного спектакля, как обычно, по пути домой, прихватил к себе в гости одну из поклонниц. Из тех, кто его по обыкновению, возле театра или в подъезде дома дожидаются. Девица, разумеется, в восторге. Шилов тоже. Дома коньячок, музыка.… И тут как в старом бородатом анекдоте…»
