Краткое примечание по поводу использования жаргона в книге
Создавая воровской жаргон, которым пользуются персонажи, я вдохновлялся материалами и записями из разных исторических эпох и мест – от елизаветинской Англии до современной Америки. Я не слишком строго придерживался изначальной формы и содержания понравившихся мне слов, приспосабливая их к миру романа. Иногда я произвольно изменял употребление или определение термина, а в других случаях оставлял все как есть. А иногда мне приходилось попросту выдумывать какие-то жаргонные словечки.
Одним словом, на страницах этой книги вы встретитесь с подлинным и выдуманным, оставленным в неприкосновенности и подогнанным под мои нужды жаргоном. Если кто-то не знаком с тайным наречием лондонских воришек девятнадцатого века, да расцветет для него эта история дополнительными красками. А если знаком, то я также надеюсь, что мое обращение с ним не покажется излишне вольным.
Ниже воспроизводится фрагмент афиши для комедии, поставленной лишь единожды: «Принц-Тень: Джанийские приключения в трех актах, изложенные Тобином Теспесом». Пьеса была разыграна во дворе гостиницы «Дубы-близнецы» на окраине Илдрекки и длилась половину акта, пока исполнителей не попросили со сцены под угрозой ножа. Ни одного ее экземпляра до сих пор не найдено.
Действующие лица
Дрот — вор и наушник низкого происхождения, сумевший благодаря небольшому умению и великому везению достичь в своем воровском Круге благородного ранга Серого Принца (к своему собственному смятению).
Бронзовый Деган – член легендарного отряда наемников, известного как орден Деганов. Некогда дружный с Дротом, был предан Серым Принцем и скрылся из империи в неведомые края.
Птицеловка Джесс – пылкая и зачастую неуравновешенная спутница Дрота. Ее работа – «стоять Дубом» (присматривать), покуда Принц отдыхает.
Джелем Хитрый – джанийский мошенник и колдун, или Рот, живущий в Илдрекке. Оказывает магические услуги тому, кто больше заплатит.
Кристиана Сефада, вдовствующая баронесса Литос – бывшая куртизанка, ныне – игрок при Малом имперском Дворе. Намекают на ее связи, а то и на кровное родство с криминальным миром, но это не более чем слухи.
Императоры Маркино, Теодуа и Люсиен — Вечный Триумвират: циклически чередующиеся воплощения бывшего императора Стефана Дорминикоса, основателя Дорминиканской империи. На троне восседает старый и дряхлый Маркино.
Я сидел в темноте, слушал биение волн о борт лодки и наблюдал за надвигавшейся Илдреккой.
Даже своим ночным зрением я не мог охватить морскую гладь, раскинувшуюся с этого бока имперской столицы. Она простиралась во всех направлениях, сколько хватало глаз, пока мое волшебное видение не сдавалось перед ночным мраком. Город казался огромным нескладным массивом: неровная черная линия на звездном горизонте. Город, куда мне теперь приходилось возвращаться тайком.
Мой город.
Я снова перевел взгляд на людские фигурки и лес шпилей, выраставших будто прямо из вод Нижней Гавани. Среди этих мачт дрожали и качались огоньки, похожие на морские блуждающие – ходовые огни кораблей на легком ветру.
– И все равно тебе следовало его убить, – сказала Птицеловка Джесс.
Я оглянулся через плечо. Птицеловка съежилась посреди лодки и щерилась, как недовольная кошка, на воду, окружавшую узкий каик. Она вцепилась в планширы, как будто надеялась силой воли не дать суденышку перевернуться. Зеленая плоская шляпа сидела плотно, но это не мешало ветру трепать ее светлые локоны, а я, будучи зрячим в ночи, видел янтарно-золотой ореол. При ее тонких чертах и ясных глазах картина могла быть колдовской, когда бы не грязь, пыль и запекшаяся кровь на лице и воротнике. Ладно, еще синяки под глазами от недосыпа и нескольких дней изнурительной езды.
Я и сам был не в лучшей форме. Бедра и задница уже три дня не ощущали ничего, кроме боли.
– Проехали, хватит, – сказал я, рассеянно погладив длинную парусиновую скатку в ногах. В пятый раз убеждаясь, что сверток никуда не делся.
– Да, проехали, – отозвалась она. – А ты как был не прав, так и есть.
Я глянул на лодочника, что стоял позади нее на корме и медленно, непринужденно орудовал длинным веслом. Он бормотал под нос Девять Молитв на Восхождение Императора: отчасти для ритма, отчасти из желания показать, что не подслушивает. Лодочники, нанимавшиеся пересекать Корсианский пролив ночью без носовых и кормовых огней, предпочитали не рисковать и оставаться глухими.
– Отлично, – произнес я, подавшись вперед и понизив голос до подобавшего шепота. – Допустим, я сделал бы по-твоему и загасил Волка. Дальше что? Что будет, когда пройдет слух о том, что я нарушил уговор? И люди узнают, что он выполнил свою часть сделки, а я – нет?
– Обещание бандиту и слово, данное другому Серому Принцу, – большая разница, черт возьми.
– Ой ли?
– Пошел к дьяволу! Как будто не знаешь!
– В хорошие времена – возможно, но как быть нынче? – Я указал на юг, на ту сторону Корсианского пролива, на огни крохотной бухты у Кайдоса и холмы, темневшие позади грязным пятном, в направлении Барраба с его бедой, которой мы избежали. – Три дня, как оставили труп Серого Принца с моим кинжалом в глазу? И я был последним, кто видел его живым, последним из Круга!
Я покачал головой и еле сдержался, чтобы не содрогнуться. Меня до сих пор мутило при мысли о новостях из Барраба, спешивших по Большой Имперской дороге.
Я снова погладил парусиновый сверток с мечом. Оно того стоило, не могло не стоить.
– Никто, кроме нас, не подумает, что Волк причастен к убийству Щура, – напомнил я. – Улица узнает вот что: два Серых Принца встретились, один ушел. Я. Что из этого следует?
– Но с Волком ты всегда мог бы…
– Нет, не мог. Потому что, если я убью его, это будет выглядеть так, будто я заметаю следы. Если на улицах узнают, что я замочил бандита, который вывел меня из Барраба мимо людей Щура, то будет не важно, что я скажу или сделаю, история готова: Дрот кончил Волка, поскольку тот слишком много знал. Тогда я могу повесить на себя и смерть Щура, все одно пропадать. – Я откинулся на сиденье. – Нет, как бы ни было тошно, а Волк сейчас полезнее мне живым, чем дохлым.