Андрей Геласимов - Кодекс гражданина Треушникова

© А. Геласимов, 2023

© ИД «Городец», 2023

Эра дополненной реальности, в которой мы имеем счастье (или несчастье) проживать сейчас, началась отнюдь не с появления компьютеров и социальных сетей. Нам, конечно, в разы легче с их помощью приукрашивать свою жизнь, корректируя события фильтрами, монтажом, виртуальными объектами и ландшафтами, и у наших предшественников, разумеется, не существовало подобных технических возможностей на общедоступном уровне, однако и прежде, задолго до нас, люди дополняли свою реальность. Человеку не всегда хватает сил и ума быть благодарным за то, что у него есть, и это пробуждает в нем творческое начало. Мифотворчество напрямую связано с чувством собственной значимости, точнее – с недостаточным объемом этого ощущения.

Если бы, например, в пятнадцатом веке существовал «ВКонтакте», на официальной странице супруги Ивана III, которая долго не могла родить Великому князю сына, 25 июня 1478 года вполне мог появиться такой пост: «Ходила молиться в обитель Троицкую. Пешком. Было видение. Явился Св. Сергий с благовидным младенцем на руках, приближился и ввергнул его в мои недра». Ну и какой-нибудь визуальный контент: гравюра со счастливой Софьей Палеолог, хештеги в духе «#мальчикирулят», «#наследникубыть», и все такое. Но «ВКонтакте» не было, а реальность очень требовалось дополнить. Из политических соображений в том числе. Поджимал рожденный в предыдущем браке Ивана III взрослый уже сын от тверской княжны. Отсюда – информация о чудесном видении, дошедшая до нас через Карамзина.

Впрочем, такого рода манипуляции с общественным сознанием практиковались в основном среди царствующих особ. По умолчанию допускалось, что с ними чудо, несмотря на очевидную свою невероятность, произойти все-таки может. Обычным людям подобная роскошь не полагалась. Их реальность оставалась реальностью – ничем не дополненной, трудной, неприхотливой. Нам было бы, наверное, не очень интересно листать их ленту. Привыкнув к чудесам наших смартфонов и неутомимости нашего тщеславия, мы, скорее всего, заскучали бы от единообразия их жизни. Без украшений, без весомой прибавки виртуального позерства она показалась бы нам неинтересной, во многом лишенной тех ориентиров, на которые мы полюбили равняться сейчас.

Однако все эти люди жили. Они трудились и любили друг друга, ненавидели, боролись, испытывали восторг, неистово верили, заблуждались и вновь находили правду. Им хватало своей недополненной реальности, и они проживали ее отнюдь не в поисках средства от депрессии, как многие из нас, а в напряженном строительстве, в повседневном возведении собственной жизни к ее конечному и единственному смыслу.

«Дуранда» – вот слово, которого я не знал до встречи с Михаилом Константиновичем Треушниковым. В дополненной реальности этого слова нет. Оно означает жмых, остатки семян масличных растений, после того как масло из них было выжато. Отходы производства, годные только на корм скоту. Сразу после войны, в 1946–1947 годах, в приволжских районах наступила большая засуха. Случился неурожай, а за ним голод, и дуранда превратилась в лакомство для людей. Михаил Константинович вспоминал, что в его родном Городце через дом от него жил мальчик Вова Шитов, чей отец трудился на местном маслозаводе. Вот он и приносил иногда пацанам черный льняной сухарь.

Я представляю этих послевоенных мальчишек, для которых голод навсегда стал самым сильным впечатлением детства, и начинаю понимать, насколько их отношение к жизни, к ее изначальной ценности отличалось от нашего. В той странной несуществующей новостной ленте сорок седьмого года я пролистываю их посты с фотографиями, вглядываюсь в лица, в приметы времени, а мальчишки смотрят в ответ, не улыбаясь, не позируя, застыв с черным сухарем в руке, и как будто ждут от меня чего-то.

В самом конце того года в СССР грянула денежная реформа. Правительство решило откорректировать последствия войны в денежном обращении, то есть, попросту говоря, провести крупную конфискацию. В народе ходили слухи, что Берия перед самой реформой тайно разместил в различных сберкассах огромную сумму, однако информация эта, вполне возможно, тоже из области дополненной реальности. Достоверно известно лишь следующее: в одиннадцать часов вечера 15 декабря отец девятилетнего Михаила Треушникова вручил ему зеленую трехрублевую купюру и сказал: «Иди, купи что-нибудь. Завтра деньги будут другие». Мальчик побежал в ночь на берег Волги, где все еще был открыт крохотный магазинчик, и приобрел на указанную сумму бутерброд с брынзой. Эту инвестицию, как и вкус того бутерброда, он помнил всю свою жизнь.

Через год в окрестности Городца пришло большое строительство. Ветры времени сошлись в единый поток и хлынули в небольшой старинный город на Волге. В 1948 году неподалеку начались подготовительные работы по сооружению Горьковской ГЭС. Со всей страны сюда устремились бюджеты, техника, люди. Население стремительно возросло. Если до войны в тихом провинциальном Городце проживало около шестнадцати тысяч человек, то на момент завершения стройки – почти в два раза больше. Был один город, стало два. Михаил Константинович вспоминал, что учился тогда в 5-м «Ж» классе. И даже не во вторую, а в третью смену. При этом народ прибывал самый разный. На окраине города, в так называемом Четвертом поселке (ныне микрорайон Северный), появилась колония, откуда заключенных возили на стройку машинами. Однако всплеск послевоенной преступности оказался связан не только с ними.

Городец лежит на холмах, разделенных множеством оврагов, и каждый такой овраг застроен домишками. Вот в этих темных проулках и стали пропадать по вечерам у людей часы – самый престижный и ходовой товар по тому времени. У кого украдут, у кого так отнимут. Грешили на приезжих, конечно, но в итоге арестовали местного паренька. Родители, соседи долго не верили в его виновность – юноша во всех смыслах был положительный. Тем не менее факты свидетельствовали против него. Получается, до поры до времени он тоже довольно ловко умел дополнить свою реальность образом хорошего доброго человека. Правда, не так долго, как ему хотелось, наверное. Впрочем, что там часы. В те годы сама жизнь человеческая стоила не слишком много. Разбой, поножовщина – чего только не случалось на наших улицах после войны.