Сильвестия сжала губы и на мгновение прикрыла глаза, затем
встала из-за резного стола из белого камня и отошла к окну. Переливающиеся
серебром волосы скрыли изящный профиль. Никто не должен видеть её слёзы, даже
тот, кому она безоговорочно верила.
— Ваше величество, мы не можем ответить отказом.
Высокий седовласый мужчина в белом военном камзоле встал за
спиной своей королевы, которая, казалось, погрузилась в созерцание цветущего
сада и позабыла суть беседы.
— Я всё понимаю, Эргион. Но Мирель не готова к замужеству, —
Сильвестия говорила спокойно, даже отрешенно, как и полагалось королеве.
— Её высочество достигла совершеннолетия. Мы не можем
отказать принцу Азаиру на основании возраста. И хочу напомнить вашему
величеству, — советник сделал паузу и чуть склонил голову, чтобы дальнейшие
слова не казались вопиющей дерзостью, — что вы были на два года моложе, когда
вас выдали замуж.
— Я помню, советник, — холодно ответила она, но говоря о
Мирель голос дрогнул. — Я ничего не забыла. Поэтому для своей единственной
дочери я мечтала об иной судьбе. Хотела, чтобы у неё был выбор.
— К сожалению, ваше величество, положение Луары на
политической арене сейчас незавидное. Но брак её высочества Мирель с принцем
Азаиром может существенно его улучшить, даже укрепить.
— Почему моя девочка? Почему он выбрал именно её? На
Немеонисе не принято заключать межпланетные браки, с чего вдруг Азаир решил
нарушить традицию?
Сильвестия тяжело вздохнула и посмотрела в потолок. Слёзы
жгли глаза. Тревога и отчаяние сдавили грудную клетку. Просторный светлый
рабочий кабинет вдруг как будто уменьшился в размерах. Словно высокий
расписанный цветами потолок стал слишком тяжёлым для изящных мраморных колон и
грозил обрушиться на давящие со всех сторон стены и белоснежный мраморный пол,
мерцающий золотыми вкраплениями.
— О мотивах принца нам ничего неизвестно. Я лишь знаю, что
согласно законам Немеониса его высочество Азаир обязан жениться до официальной
коронации. По их законам вступить на трон не может ни холостяк, ни вдовец. Могу
предположить, что он выбирает себе жену среди принцесс других планет, а не
местной знати, по политическим причинам. Возможно, он планирует расширение
влияния в Альянсе.
— Это не логично. Мы мало что можем предложить Немеонису. —
Сильвестия стала расхаживать вдоль широкого окна. — Союз с любой другой
планетой Альянса принес бы ему намного больше выгоды.
— К сожалению, ваше величество, у нас нет достоверной
информации о планах принца Азаира. Но если откажем, то рискуем дипломатическими
отношениями с Немеонисом, что в свете конфликта с Верелеей крайне нежелательно.
Кроме того, Луаре необходимы военная и экономическая помощь Немеониса. Без
Великого Кристалла Света защита нашей планеты будет под угрозой в случае
вооруженного конфликта.
Сильвестия повернулась и посмотрела в светло-голубые глаза
первого советника, который по старой военной привычке продолжал стоять, почти
не шевелясь, но гордо расправив спину и плечи.
— Ты ведь знаешь, что говорят про Азаира. Не отводи взгляда,
Эргион? — королева забыла о протоколе, ей хотелось поговорить с по-простому, искренне.
— Ты ведь слышал, что Азаир жесток? Что даже подданные считают его молодым
тираном. Ты бы отдал свою Эйною за него замуж, ведь она почти ровесница Мирель?
— Да, ваше величество. — В его глазах Сильвестия отчётливо
видела боль и скорбь отца. — Мы в ответе за судьбу Луары и нашего народа. Мы не
принадлежим сами себе, как и наши дети, как и их жизни. Как родители, мы хотим
для них лучшей доли, но должны поступать в интересах государства, а не наших
личных, как бы нам ни было больно от этих решений.
— Ты прав, тысячу раз прав, но я не могу отдать свою девочку
замуж за чудовище.
Сильвестия отвернулась к окну. Слёзы потекли по щекам.
Чувство безысходности разрывало изнутри. Хватит ли у неё духа, подписать
приговор любимому ребенку?
***
Мирель крепче вцепилась в локоть первого советника. Лёгкие
горели. Воздуха не хватало. Первый шаг к алтарю дался особенно тяжело. Эргион
накрыл маленькую похолодевшую ладонь Мирель своей, большой и теплой. Перед
ними, словно отмеряя последние мгновения прежней, простой и беззаботной, жизни,
вышагивали шестеро гвардейцев Луары. Их парадные мундиры, украшенные вышитыми
золотой нитью символами родной планеты, сияли в тёплых лучах Солеона, льющихся
из двух десятков окон под куполом главного храма Луары. Золотой ковёр приглушал
синхронные шаги гвардейцев. Но Мирель казалось, что их уверенная поступь
вторила стуку её испуганного сердца, которое будто только под их размеренные шаги
вспомнило, что должно стучать ровно, а не замирать в груди или заходиться
сумасшедшим биением.
Мирель старалась смотреть прямо перед собой, держаться гордо,
как подобает наследнице старинного рода. Она хотела выглядеть сильной, но не
ради себя, а ради матери. Та безутешно рыдала ночами, а в этот момент с плохо
скрываемой тревогой и скорбью следила за движущейся процессией.
О том, что мать на самом деле не желала её свадьбы с принцем
Азаиром, Мирель узнала случайно, когда ночью прокралась в её покои, чтобы
уговорить отменить скоропостижное бракосочетание.
Слёзы Сильвестии пугали, ведь мать всегда была образцом
спокойствия и мудрости. В ту ночь, незаметно наблюдая за сотрясениями от
рыданий хрупкого тела матери и слушая её горькие мольбы, обращённые к душам
предков, чтобы они защитили её, Мирель, от невзгод и боли, принцесса вдруг
осознала, что её мать оказалась в ещё более тяжёлом положении. Против воли она
стала палачом для любимой дочери, обрекая на непростую жизнь с чужим,
незнакомым мужчиной, которого считала совсем не подходящей партией.
Путь к алтарю казался бесконечным. Многочисленные гости
сидели и наблюдали, затаив дыхание, за церемонией, которая должна была стать
началом исторического союза. Мирель старалась двигаться плавно, но платье
казалось тяжёлым и больше напоминало украшенные драгоценными камнями оковы. Оно
сдавливало шею, грудь, живот и руки. Мирель с детства привыкла к лёгким,
воздушным, струящимся тканям, к платьям без высокого ворота и длинных рукавов.
Её же подвенечное платье было сшито в традициях Немеониса — из белоснежной,
гладкой, но очень плотной ткани, которая, словно вторая кожа, облегала тело, но
лишала Мирель привычной свободы движений. Платье искусно расшили
переливающимися драгоценными камнями разных размеров. Какие-то походили на
крупные слезинки — такие же чистые и прозрачные. Другие были заметно меньше,
словно крупицы песка, но все вместе они образовывали невероятной красоты
рисунок, начинающийся от высокого воротничка и плавно переходящего в длинный
шлейфообразный низ платья. Мирель никогда не видела более изящного и дорогого
наряда. Платье поражало красотой, холодной и чужой, в нём Мирель окончательно
переставала чувствовать себя собой.
