1. Глава 1
| ЗЛАТА |
Тот день закрался мне в память ярким пятном. Он напоминал разноцветные маршмэллоу, которые я нещадно отправляла в рот один за другим, сидя на крыльце и любопытно вертясь. Ожидая приезда новых жильцов дома напротив, я с интересом и нетерпением встречала глазами каждый автомобиль. А потом провожала... Бессчётное количество раз проезжали мимо и скрывались за поворотом бьюики, кадиллаки, лимузины, роллс-ройсы и порше... Только люксовые авто всех моделей и цветов. В этом районе Лос-Анджелеса дешёвые машины, равно как снег. Неприемлемы и почти невозможны. Ведь звёздный Bel Air не терпит среднего класса, а уж тем более нищеты. Он доступен, открыт и приветлив только для избранных обладателей «Оскара» или хотя бы десятков миллионов долларов на банковском счёте.
Итак, в тот день ждала я долго, но своего наблюдательного пункта не покидала, потому что любопытство всегда брало верх над неусидчивостью моей юной натуры. И только когда последняя розовая зефирка мягко легла за щёку, приехал он. На мотоцикле.
Высокий, широкоплечий, идеально сложенный мужчина.
Я зачарованно наблюдала за уверенными, ловкими движениями и игрой мускулов на сильных жилистых руках, когда он снимал шлем. А потом... замерла от восторга и восхищения красотой мужчины. Маршмэллоу за щекой тоже... замерла...
Сосед повернулся в мою сторону и приветливо махнул рукой. Ответив как-то неуверенно и робко, я, переполненная восторгом, со скоростью ветра понеслась в дом.
Тем же вечером родители пригласили нового соседа в гости.
Он пришёл. Вместе с женой — тараторящей без умолку Джессикой.
Виталий Огановский с того рокового дня стал моим идеалом и кумиром. Образцом мужественности, смелости, силы и красоты. Один из самых высокооплачиваемых каскадёров Голливуда, обладатель низкого, завораживающего голоса с лёгкой хрипотцой прочно засел в моих мыслях. Совсем ещё неопытной и юной...
Красивый, спортивный, подтянутый. Тридцатиоднолетний. Женатый мужчина...
Почти весь вечер я провела в углу беседки, недалеко от мягкой зоны, где общались взрослые, и всем своим видом пыталась изобразить заинтересованность происходящим в планшете, что был у меня в руках.
На самом же деле я наблюдала. Украдкой. Стреляла глазами между деревянными перегородками беседки и вглядывалась в совершенный мужской профиль. Ловила каждое слово и жест. Заворожённо слушала его захватывающие истории со съёмочных площадок. Сидела тихо, едва дыша, заботясь лишь о том, чтобы родители подольше не опомнились, что время за полночь, а я всё ещё не спала...
* * *
К моему величайшему счастью, родители сдружились с Огановскими. На почве соседства, возраста или работы в одной киностудии. А может, по всем причинам сразу — не важно. Главное, что теперь он был частым гостем у нас в доме. И его Джессика, конечно, тоже.
Поначалу, когда я смотрела на миссис Огановскую, в какой-то мере даже восхищалась ей и завидовала. Белой завистью. Я хотела стать такой же красивой, утончённой, грациозной. И мечтала, что рядом со мной будет мужчина, похожий на Виталия, — сильный, мужественный, большой и непременно красивый. Прошло время, и моё восхищение ей сменилось озлобленностью и пренебрежением. Я хорошо помнила тот день...
Вернувшись из колледжа, я, что было характерно для меня тогда, направилась сразу на кухню, к ледяному хранилищу источников витаминов и белка. Хотелось есть до потери пульса.
Попутно краем уха уловила милую беседу мамы с Джессикой и беззаботный, звенящий смех последней.
Сначала я решила, что они опять обсуждают какие-то забавные ситуации на студии, но, прислушавшись, поняла, о чём шла речь.
Джессика весело и непринуждённо, словно анекдот, пересказывала маме ситуацию, произошедшую с Виталием сегодня утром на съёмочный площадке. Её муж снимался в сцене преследования, где должен был перевернуться на внедорожнике, столкнувшись с грузовиком. Но в самом конце что-то пошло не по плану, и кусок металла из обшивки оставил на его руке рану длиной в три дюйма*. Итогом стали семь швов и две недели вынужденного отдыха дома. Вот тут-то, помимо непомерной жалости к Виталию, в моё сердце закралась безумная, готовая в любую секунду полыхнуть и сжечь всё на своём пути ненависть к этой женщине, которая так легко и весело пересказывала случившееся с мужем несчастье.
Не глядя, что хватаю, я покидала еду на поднос и, посылая в адрес Джессики все известные мне на тот момент смачные словечки, поспешила к себе в комнату. И только неравномерная дробь, отбиваемая пятками, выдавала моё разъярённое состояние.
— Дочка, ты не хочешь поздороваться с Джессикой? — всё-таки подловила меня мама.
Разомкнув стиснутые от злости зубы, я медленно развернулась и мило пропела, пародируя эту противную сучку:
— Добрый день, Джессика! Как поживаете?
Определённо, нужно податься в актрисы!
— Спасибо, дорогая! Замечательно! — расцвела она в отточенной годами дикторства стандартной улыбке.
«Замечательно! А как ещё может быть, когда мой муж получил травму на работе?»
Тупая овца!
Через полчаса я, немного успокоившись, спустилась отнести поднос с остатками еды на кухню. И неожиданно чуть ли не врезалась в него, терпеливо ожидающего, когда Джессика насплетничается с мамой.
— Извините! — тихо прошелестела я, боясь, что удары моего неистово колотящегося сердца слышны не только мне.
— Всё в порядке, — весело заверил он.
— Сильно болит? — Не смея поднять на него глаза, я покосилась на перебинтованную руку.
Виталий схватил с подноса два маршмэллоу и закинул в рот.
— М-м-м... Немного болело, а теперь совсем прошло! Ты знала, что когда съедаешь маршмэллоу, случается что-нибудь хорошее? А иногда они способны творить самые настоящие чудеса! — мужчина сверкнул своей жизнерадостный улыбкой, и у меня закружилась голова от эйфории.
— Знала... — робко отозвалась я.
— Ладно! Давай, беги! — заключил он и, потрепав меня по голове, как маленькую, направился к галдящим женщинам.
Потрепал по голове! Я снова пыхтела от возмущения, как дракон!
Уже тогда я начала догадываться, что мои чувства к нему постепенно становились чем-то большим. И теперь они не были такими невинными, как раньше...
* три дюйма - приблизительно 7,7 см.
2. Глава 2
— О май гад!!! Мам, сделайте потише свою Джессику! Я так домашку до старости не закончу! — разъярённой львицей рыкнула я с лестничной площадки вниз.
— Злата! Что за тон?
— Алла, оставь, — приглушённо отозвался отец. — Все мы были ершистыми в восемнадцать.
— Дочка! Мы выезжаем через час! Поторапливайся! — уже мягче добавила мама. — И на этот раз возьми купальник поскромнее, я тебя умоляю!
— Мам, ну можно я останусь? Вдруг у меня опять морская болезнь начнётся?
