Аэропорт
Я очнулась. В комнате пахло лекарствами, от чего меня стало подташнивать. Несколько женщин в чёрных платках, стоя надо мной, о чем-то беседовали, однако я не понимала их речи. Приглядевшись, я поняла, что они не были суоре.
– Джулия Пудду? – спросила меня одна из женщин на английском.
– Да.
– Вы потеряли сознание в аэропорту Тегерана. Как вы себя чувствуете?
Память начала выдавать отрывки событий, которые произошли со мной в последние несколько дней. Я не могла ответить на вопрос, как я себя чувствую: охватившая меня тоска была гораздо сильнее моего физического недуга.
– Мы просмотрели ваши документы. Среди них был ваш итальянский паспорт, авиабилет и свидетельство о расторжении брака. У вас есть кто-то в Тегеране?
У меня всё еще кружилась голова, от чего казалось, что узоры на белом потолке постоянно смещались на несколько градусов.
«Есть ли у меня кто-то в Тегеране?» – думала я.
– Послушайте, мы сделали экспресс-анализ вашей крови. Вы, наверное, знаете, что беременны. И еще ваше состояние похоже на истощение. Видимо, поэтому вам и стало плохо. Сейчас с вами уже всё в порядке, хотя вы пропустили свой рейс и вам нужно будет обратиться в информационный пункт.
Я медленно встала, всё еще чувствуя тошноту и легкое покачивание. Забрав со стола документы, я огляделась в поисках своих вещей. Одна из сестёр заботливо повесила сумочку на мое плечо и проводила к двери, около которой стоял мой чемодан.
– Вот, мэм. Может быть, вы хотите еще остаться?
Мне хотелось лежать, но я всё же решила выйти, скорее всего, чтобы избавиться от расспросов медицинских работниц. Я прошлась по узкому коридору, откуда попала в водоворот международного аэропорта. Продвигаться было трудно. Возможно, поэтому мне казалось, что я тащила за собой невидимую длинную шаль, завязанную на шее, которая всё больше и больше затягивалась на ней.
Вернуться в Италию я не могла, для этого у меня не было денег. Но главное, у меня не было желания ехать домой, в свою страну, которую совсем недавно покинула счастливой и влюбленной. Но сейчас в Иране тоже у меня не было никого, к кому я могла поехать… Уже не было.
Надев солнцезащитные очки, я старалась больше закутаться в платок. Мне нужно было понять, что происходит, и решить, как быть дальше. Я присела на скамейку, рядом с которой крутился пухлый малыш лет трех. Он периодически улыбался мне. Но я не была в состоянии послать ему ответную улыбку или весело подмигнуть, как сделала бы это раньше. Мой взгляд неосознанно следил за пуговицей, свисающей с его жакета, которая болталась, почти готовая оторваться.
Нет, я не знала, что беременна…
«Неужели я вообще ни на что не годна в этой жизни?» – думала я. Почему всё пошло не так?
Возможно, я настолько ослепла от любви, что не разглядела очевидных вещей? Или я стала жертвой «заговора», атаки зловещих сил, которым не способна противостоять?
Раньше в моменты сложных переживаний, когда мне было очень плохо, у меня срабатывала защитная реакция, которая вытесняла абсолютно всё туда, в бессознательную часть моей головы, как бы откладывая до лучших времен принятие решения. До тех времен, когда хватит сил справиться. Я пыталась сделать это и сейчас, объясняя себе, что не могу пережить потрясшие меня события в данный момент, что нужно отодвинуть всё, растянуть боль, переместить её в длинный чёрный тоннель, через который я потом буду пробираться медленно, осторожно, на ощупь. В этом тоннеле я смогу найти стены, о которые буду опираться, и иногда переводить дух, я буду вглядываться в даль, чтобы найти свет, который и выведет меня из сложившейся ситуации. Но это случится потом, не сейчас, не здесь. Сейчас, сидя на скамейке зала ожидания, мне хотелось только одного – мне хотелось исчезнуть. Я старалась упорядочить свои мысли, каждая из которых, рождаясь, быстро угасала, рассеивалась, как звёздочка на небе, оставив после себя пустоту не только в голове, но и в моей душе.
Возможно, стремление жить в мире своих иллюзий, желание не допустить неприятных сюрпризов как раз и обрекли на гибель наши отношения. А кто способен заранее предсказать будущее? И даже если я была бы постоянно настороже, то как могла по-настоящему любить, быть свободной?
Солнце за большими окнами аэропорта светило не так ярко, как утром. Рядом уже не было малыша и его большой семьи, удобно устроившейся в ожидании своего рейса. Кругом менялись люди и лица пассажиров, торопящихся каждый на свой самолёт. Их движения казались мне замедленными, а пространство нереальным. Только на бетонном полу я заметила салатовую пуговицу от жакета мальчишки, которая валялась, словно давая мне понять, что в действительности реален только этот крошечный предмет, подающий мне знак. Я машинально подняла пуговицу с пола.
В сумочке зазвонил телефон – это была София. Я вспомнила, что она должна была встретить меня в Риме. Что я могла ей сказать? «Пришли мне деньги на новый билет?» «Позвони моему бывшему мужу за помощью?» Как я должна была объяснить сестре, что не хочу возвращаться в Италию? К тому же, я не имела никакого понятия, что делать дальше и как остаться в Тегеране. Телефон всё ещё звонил. Я хотела отключить его, но, сжимая пуговичку в руке, задела не ту кнопку, и он выдал мне список контактов. Амир Хасанзаде стоял в нём первым. Я вглядывалась в это имя и пыталась что-то решить для себя. Пожалуй, Амир был единственным человеком, которому я могла довериться. После некоторых раздумий я набрала его номер. На другом конце послышался знакомый голос:
– Алло, Джулия?
Друзья
Мы ехали по серпантину лесной гущи. Дорога была хорошо объезженной, видавшей немало четырёхвальных монстров, зелёной и свежей. В открытом окне развивалась моя шёлковая косынка, которую я намотала на шею, не опасаясь полиции нравов.
– Масуд, посмотри сюда, в камеру.
– Привеет! – помахал мне рукой Масуд, обнажив белоснежную улыбку.
Масуд был не просто красив, он был умен и невероятно обаятелен. Объектив моей камеры скользил по его зачесанным назад волосам, затем остановился на расстёгнутой на загорелой груди рубашке и опустился к его мускулистым рукам, сжимающим руль внедорожника. Казалось, невозможно было представить себе мужчину более притягательного, чем он. С первого же дня знакомства меня покорила его открытость. Масуд легко мог очаровать своей яркостью и непредсказуемостью, он обладал прекрасным чувством юмора, был страстным, живым и далёким от стереотипов и предрассудков.
Мы поженились почти сразу. С первой нашей встречи я поняла, что не просто влюблена, а всё гораздо глубже. Я потеряла голову. Когда Масуд сказал мне, что не собирается жить в Европе, а вернётся в Иран, я согласилась переехать с ним не раздумывая.
