Кто убьет кошку,
тот подлежит смерти.
Древний мингрельский закон
Ветер швырнул в окна духана горсть пыли и сухих розовых лепестков. Нервно перебирая зелеными листьями, заволновались пальмы; их шум был похож на скрежет. Дым из труб мчался вдоль плоских улиц Поти, смывая запах отцветающих мандаринов. Лягушки на городской площади перестали кричать.
– Будет дождь, – сказал молодой инженер Габуния.
Он с досадой посмотрел за окно. На стекле проступала замазанная мелом надпись: «Найдешь чем закусить».
Дождь медленно надвигался с моря. Он лежал над водой, как тяжелый дым. В дыму белыми клочьями метались и визжали чайки.
– Двести сорок дней в году здесь лупит непрерывный дождь, – добавил Габуния.
– Пламенная Колхида! – пробормотал Лапшин. – Один ученый высчитал, что на землю ежегодно выпадает девяносто кубических километров дождя. По-моему, все эти дожди выливаются здесь.
Эти слова не произвели на Габунию никакого впечатления.
Хозяин духана, толстый гуриец, задыхался от астмы. Он был равнодушен ко всему на свете – к обедавшим инженерам, к старику с посохом, Артему Коркия, понуро сидевшему за пустым столиком, к бродячему самоучке-художнику Бечо и даже к приближавшемуся ливню. Он томился от духоты и хмурых мыслей, сгонял мух со стаканов, липких от вина, и изредка пощелкивал на счетах.
Бечо рисовал масляными красками на стене духана необыкновенную картину. Сюжет картины ему подсказал Габуния. Она изображала Колхиду в будущем, когда вместо обширных теплых болот эта земля зацветет садами апельсинов. Золотые плоды, похожие на электрические лампочки, горели в черной листве. Розовые горы дымились, как пожарище. Белые пароходы проплывали среди пышных лотосов и лодок с нарядными женщинами. В садах пировали мингрелы в галифе и войлочных шляпах, и ко всему этому детскому пейзажу простирал руки старик в черкеске, с длинными вьющимися волосами и лицом Леонардо да Винчи.
– Где он взял портрет Леонардо? – спросил Лапшин.
Габуния покраснел:
– Я ему дал. Пусть рисует.
Лапшин пожал плечами.
Тяжелые капли медленно ударяли по тротуару. Духан начал наполняться людьми, спасавши-мися от дождя. Они смущенно здоровались с хозяином, так как ничего не могли заказать. Потом каждый внимательно рассматривал работу Бечо.
Гул восхищения перебегал от столика к столику. Люди щелкали языками и удивлялись мастерству этого кроткого человека.
Хозяин, внимая общему восторгу, сердито нашвырял на тарелку кукурузной каши и жареной рыбы, налил стакан терпкого вина и подал Бечо. Это была ежедневная плата ему за работу.
Бечо сполоснул руки вином, съел рыбу, закрыл глаза и вздохнул. Он отдыхал. Он слушал шепот похвал и думал, что хотя духан и кооперативный, но хозяин явно обманывает его и кормит хуже, чем было условлено.
Шум дождя начал заглушать говор посетителей духана. Вода пела в водосточных трубах и с шипением хлестала в закрытые окна. Капли торопливо выстукивали дощатые стены и вывески, будто тысячи маленьких жестянщиков и плотников затеяли веселое соревнование.
Дул юго-западный ветер. Он гнал тучи, как отару серых овец, и прижимал их к стене Гурийских гор.
Постепенно к плеску, стуку, шороху, бульканью – ко всем легкомысленным звукам воды присоединились тяжелый гул людских голосов и гортанные выкрики.
Посетители духана бросились к окнам. Мокрая толпа валила по мостовой. Впереди бежали мальчишки. За ними шел высокий мрачный человек с ружьем, закинутым за плечо. Глаза его дико сверкали. Он гордо нес за хвост черного мохнатого зверя. С морды зверя падали капли дождя и крови.
Из соседней парикмахерской выскочил маленький старик с намыленным лицом. Мыло стекало на его серую черкеску. Он пощупал зверя и отшатнулся.
– Рамбавия! – крикнул он. – Ты застрелил дикого кота, кацо!
Толпа зашумела. Охотник вошел в духан. Он швырнул мокрого, скользкого зверя хозяину. Звякнули стаканы. Гул от удара тяжелой туши о прилавок потряс воздух.
В духане стало тесно. Люди кричали с таким азартом, будто дело шло о жизни и смерти.
Владелец зверя вытер ладонью мокрое лицо и предложил хозяину глухим и грозным голосом:
– Купи шкуру, заведующий.
Толпа стихла. Нельзя было пропустить ни одного слова из этого необыкновенного торга. Дело шло о шкуре дикого кота, быть может последнего дикого кота, застреленного в болотистых лесах Колхиды.
Хозяин духана смотрел на зверя желтыми глазами и молчал. Девушка с курицей под мышкой и букетом роз в руке влезла на стул и заглядывала на прилавок.
Курица перестала выклевывать лепестки роз, закудахтала и всплеснула крыльями. Тогда старик Артем Коркия закричал, потрясая над головой посохом:
– Проклятие на твою голову, кацо! Ты убил кошку. В старые времена за это наказывали смертью.
– Я извиняюсь, – владелец зверя хмуро посмотрел на Коркию, – я извиняюсь перед старым человеком, но это не кошка.
Толпа ахнула. Только сейчас она увидела, что это вправду не дикий кот. На прилавке лежал мохнатый зверь, похожий на громадную крысу.
– Так что же это такое, если не кошка? – растерянно спросил Коркия.
– Не горячись, ради бога! – крикнул владелец зверя с глухой яростью. Смотри глазами!
Габуния и Лапшин протискались к прилавку. Зверь был странный. На его сильных лапах желтели плавательные перепонки. Длинный голый хвост свисал почти до земли.
Толпа недоумевала. Все смотрели на хозяина духана и ждали. Но хозяин задыхался и сердито молчал.
В это время появился аспирант Института пушнины Вано Ахметели. Он легко шел через толпу, как через пустую площадь, отстраняя зевак. За ним спешил маленький милиционер Гриша с роговым свистком в руке.
Вано подошел к прилавку и поднял зверя за хвост. Гриша засвистел, расставил руки и начал пятиться, оттесняя толпу. Он кричал на упрямых и издевался над человеческим любопытством:
– Ай, умрешь, когда не увидишь? Какой любопытный! Смех душит смотреть на таких глупых людей!
– Где убил? – спросил Вано охотника и сжал густые брови.
– На Турецком канале.
– Как тебя зовут?
– Гулия.
– Ну что ж, Гулия, – тихо сказал Вано, – ты убил запрещенного зверя. Две недели посидишь.
Гулия сердито высморкался. Потом он страшно посмотрел на Вано и пробормотал:
– Крысиный сторож! Убью лягушку, ты тоже меня арестуешь?
– Не волнуйся, кацо. На суде тебе дадут слово… Гриша, сходи с ним в милицию.
Толпа повалила за Гришей и Гулией. Охотник был взбешен. Он снова нес зверя за хвост, но уже без прежней гордости. Зверь стучал головой о мокрые плиты тротуара.
Дождь затихал. Он сыпался мелкой пылью.
В духане остались Габуния, Вано и Лапшин.
– Что это за животное? – спросил Лапшин. Вано притворно удивился:
– Неужели не знаете? Аргентинский зверь нутрия с реки Рио-Негро.
– Простите мое невежество, – ответил язвительно Лапшин, – но я не зоолог, а ботаник.
