– Тоже хочу себе… как у Вежды, чтобы было ухо в камушках, – неуверенно произнес Яробор Живко и провел перстами по левой ушной раковине. – Сделаешь, Кали?
– Дражайший мой господин, – полюбовно отозвалась демоница, и, протянув руку, трепетно огладила мальчика по волосам, днесь после выздоровления купно покрывающих голову и лежащих там волнами. – На ушке будет больно и долго заживать. Давайте лучше в бровке. – Она нежно ткнула перстом в кончик левой брови юноши прямо над переносицей. – Какой вы хотите камушек? Мы скажем Господу Першему и он сотворит, что вы попросите.
– А какой можно камушек? – вопросил Яроборка и легохонько шевельнул плечами, ибо они у него затекли.
После болезни, он вельми долго был в ложе, не поднимался, так велели не столько бесицы-трясавицы, так распорядилась рани Темная Кали-Даруга, желающая полностью стабилизировать его психо-эмоциональное состояние. Теперь же когда ему разрешили вставать, демоница стала с ним заниматься… в комле, откуда убрали трон Вежды… увы! вместе с Седми и Небо отбывшим из Млечного Пути. Мальчику об отбытие Богов поведал Перший, долго потом его успокаивающий… его и Крушеца, поелику и последний тому обстоятельству дюже огорчился. Однако, старшему Димургу удалось успокоить лучицу, а засим убедить Ярушку о необходимости того отбытия. Сославшись на то, что коли юноша желает видеть обок себя его – Першего, иным Зиждителям, у которых много забот в Галактиках, надо отбыть.
На месте некогда стоявшего трона теперь лежал высоко-ворсистый круглый белый ковер и несколько подушек. Кали-Даруга усаживала мальчика в самом центре того ковра сама помещаясь на широком тюфяке напротив и учила его, как надо правильно принимать видения. Это был новый этап в обучении и не только Яробора Живко, но и лучицы… И коли Крушец после разговора с Першим значительно успокоился и перестал давить на мальчика, то последний тем словно воспользовавшись вспять перестал слушать демоницу. Каждый раз, не просто стараясь перевести тему разговора, но и почасту прерывая рани, отвлекая и задавая лишь его интересующие вопросы. Нынче это было уже пятое и сызнова неудачное занятие.
– Какой вам нравится из земных самоцветов? – принялась терпеливо выспрашивать Кали-Даруга, все еще ласково поглаживая мальчика по коже лба и волосам, тем самым стараясь умиротворить и расположить в желании обучаться. – Смарагд, лал, янтарь, яхонт лазоревый, онихий, златоискр, тапас, акинф, кровяной онихий?
– А какой у тебя камушек? – робко задев перстом колечко в левой ноздре рани, где сейчас вспыхивал густо-синий с бархатистым оттенком камушек, поспрашал юноша.
– У меня яхонт лазоревый… ноне яхонт лазоревый, – ответила демоница и улыбнулась, ибо сипру, лазурит, сапфейрос, сапфир, сафир, синий корунд, яхонт синий был самоцветом ее Творца.
– Такой хочу, – озвучил все также несмело Яробор Живко свое желание и наново провел перстами по грани ушной раковины. – Хочу, чтобы как у Вежды, чтобы всегда помнить о нем… Как было хорошо подле него.
Юноша резко смолк и также торопливо поднялся на ноги, уставившись взором в стену комли. В то самое место оное когда- то явило ему поверхность четвертой планеты.
– Господин, ушко будет долго заживать, – вздев голову и глядя снизу вверх на мальчика, заботливо проронила Кали-Даруга, все еще надеясь, что тот продолжит занятия. – А, что предлагаю я, в бровке заживет быстро. Это символ. Если вставить в бровку фиолетово-красный берил, любой демон, узрев данный знак, поймет, что пред ним лучица каковой они должны безоговорочно служить.
– Кто увидит? – несогласно произнес Яроборка и глубоко задышал, точно ему стало не хватать воздуха. – На Земле демонов нет, ты же сама говорила, они там не живут. Но ежели ты советуешь, пусть… Пусть будет в бровке. Только тогда синий камень.
– Лазоревый яхонт, мой дражайший, господин, – полюбовно поправила Кали-Даруга мальчика. И когда тот в ответ отозвался медлительным кивком, рани протянула навстречу ему две руки и еще более участливее добавила, – тогда… Если я ответила на ваш спрос, присядьте и мы продолжим занятие.
– Нет, я устал… голова болит, – суетливо молвил Яробор Живко, попеременно хватаясь то за голову, то за грудь. – И дышится тяжело, – теперь он и вовсе рывком развернулся и спешно направился к своему ложу, дюже скоро взобравшись на него и улегшись на бок, спиной к демонице да тотчас замер.
Рани Черных Каликамов поднялась на ноги, и, степенно приблизившись к затихшему на ложе юноше, воссела обок, принявшись ласково оглаживать его волосы, спину прикрытую серебристым сакхи.
– Господин, мой драгоценный господин, – чуть слышно дыхнула она. – Вам все равно надобно будет вернуться на Землю, к людям… Вам надо жить там, иметь женщину, детей. Сейчас в вашей жизни многое изменится, но она должна протекать на Земле. А для того, чтобы вы туда вернулись надо научиться принимать видения. Ежели вы будете терпимы, хотя бы чуть-чуть… Вы такой способный, уникальный мальчик сразу все освоите.
– И уберетесь на Землю, – перебивая на фразе демоницу, заключил Яроборка, и тело его судорожно вздрогнуло, будто и сама мысль покинуть маковку изводила плоть.
– Мы с вами будем часто видеться, и с Господом Першим тоже не редко, – все также убеждающе-настойчиво продолжила сказывать Кали-Даруга не замечая воочью прозвучавшую в словах парня грубость и все еще нежно голубя его спину и волосы.
– Мне плохо, – нежданно резко вскрикнул мальчик и положил руку на грудь… на то самое место, откуда когда-то выходил Крушец, и, где нынче ничего о том разрезе не напоминало.
Впрочем, плоть, видимо, запомнила данное состояние, и теперь, когда Яробор Живко начинал тревожиться, у него в груди появлялась спертость дыхания и резкая боль. Бесицы-трясавицы не раз проверяли состояние господина и не нашли никаких отклонений, заключив, что это происходит вследствие дрожи мышц грудины, также быстро проходящее стоило плоти всего-навсе успокоиться.
– Давайте я разотру, господин, – заботливо произнесла Кали-Даруга, разворачивая мальчика на спину и начиная мягкими, круговыми движениями растирать его грудь. – Вам нельзя нервничать, тревожиться, вы и так слишком возбудимы. Раз не желаете заниматься, так и не будем. Не стоит только волноваться, мой дорогой господин, або вам вельми вредно.
– Я без вас умру… Умру там на Земле, – прошептал юноша и сызнова тягостно вздохнул. – Так долго без вас был. Без Першего, тебя, Вежды… Так скучал, теперь не представляю, не представляю как смогу остаться без вас.
Полотнище синего облака, прицепившегося за один из угловых проемов стены, пошло малыми кругами и в комлю вступил Перший. Он наскоро окинул взглядом помещение, и, узрев мальчика на ложе, торопливо направившись к нему, на ходу вопросил:
