Аня Кузнецова - Комплекс БОГа

В «Истоке» стояла обычная дневная суета. Одни готовились к трудовой ночи, другие отдыхали после смены, пара купцов в углу вместе с работником обсуждали предстоящую работу. В воздухе витал запах щей и жареной картошки.

Ки́рлик присел к группе знакомых, которые следили за азартно режущейся в карты парочкой. Мужики хором поприветствовали его и вернулись к наблюдению за игроками.

– Ты с работы или… ― Томми многозначительно помахал рукой.

– На работу. А ты?

Коллега довольно улыбнулся.

– Я в отпуске. Вот последний денёк отрабатываю, ― Широкая мордаха Томми расплылась в блаженной улыбке. ― На Острова поеду. Море, солнце, пляж, бабы и всё такое.

От резкого звука Кирлик вздрогнул ― это Лукас со злости стукнул по столу раскрытой ладонью с картой.

– Ты мухлевал!

Его соперник, незнакомый Кирлику, пожал плечами.

– Все свидетели, я честно играл. Умей проигрывать.

Лукас со злостью бросил на стол деньги и ушёл в дальний угол зала, громогласно матерясь. Его проводили сочувствующие взгляды коллег. Победитель невозмутимо собрал свой выигрыш и огляделся.

– Может есть желающие попытать удачу.

– Или запытать, ― тихо прокомментировал Томми.

Но его услышали ― это было видно по тому, как дёрнулась бровь незнакомца. Может он и ответил бы на это высказывание, однако напротив присел молоденький стажёр. На это быстро среагировал Томми.

– Тю! Это то же, что и с младенцем воевать.

Так и вышло. Первую партию мальчишка продул вчистую. Вскоре стажёра сменил старый снабженец, но и он особого успеха не сыскал.

– А ты сегодня куда? К новому или старому?

Кирлик постучал пальцем себе по лбу.

– Томми, ну кто такие вопросы задаёт. А как же соглашение о неразглашении?!

Коллега только поморщился.

– Ой, да ладно тебе! Тоже нашёлся моралист. Все говорят.

– Я не все. Если всем рассказывать, кто у тебя клиент, так и без работы остаться недолго. А то и чего похуже.

Было видно, что Томми не понравилось это. Он отвернулся, справедливо решив, что спор того не стоит. На плечо Кирлика опустилась тяжёлая рука. Это была Марита, грузная общительная женщина с неиссякаемым энтузиазмом бобра.

– А вы уже сдали Олу́кусу на похороны?

– Кому?

– Олукусу. С беднягой приключился сердечный приступ. Перегорел на работе. Мы решили все сброситься и поддержать его семью. Трое маленьких деток осталось.

– Я не знаю кто это.

Лицо Мариты приобрело такое жадное, почти кровожадное выражение, что Кирлик едва смог подавить желание спрятаться под стол.

– Это не важно. Сдать всё равно нужно. А ещё у Риты из бухгалтерии родился ребёнок, мы собираем деньги на одежду для маленького. Вот возьмите и распишитесь тут.

– Я не знаю никакую Риту и к её ребёнку не имею никакого отношения! ― Возмутился Кирлик.

В этот момент снабженец, безропотно отдав свой проигрыш, удалился и Кирлик быстро пересел на освободившееся место. Зрители притихли, а на возмущения Мариты никто даже не обратил внимание.

– Ты будешь мешать? ― скучающе спросил незнакомец.

– Можешь сам.

Первый кон Кирлик закономерно проиграл. Он видел, как в глазах соперника загорелся маленьких огонёк торжества. Время пришло. Кирлик бросил на кон весь свой банк и взял карты.

Огонёк разгорелся в пожар.

Никто так и не понял, что произошло, но Кирлик за пару минут раскатал шулера и забрал себе весь его выигрыш. Просто, быстро, чисто. Сам он никогда не любил издеваться над младенцами, и другим не позволял.

Незнакомец с ужасом смотрел на то, как уплывает его богатство.

– Я хочу отыграться!

– А я нет.

Сложив все деньги в карман, Кирлик предпочёл сбежать, пока зрители не очухались и не набросились на него. Может они, конечно, и захотят его поздравить, а может чего и похуже. Обходя стол, он наклонился к поникшему шулеру и прошептал:

– БОГ видит всё, ты забыл?

Выйдя на улицу, Кирлик пошёл вниз к центральной площади, но вскоре свернул за угол. Когда же нерадивый картёжник, бросившийся за ним, повернул туда же, в тупиковом переулке никого не было.

***

Из окна второго этажа Кирлик видел, как картёжник со злостью плюнул на землю и исчез среди людей, двигающихся в сторону центра. Не любил Кирлик таких людишек ― жадных и умных. Может этого малого чему-то жизнь и научит.

Кирлик поправил перевязь с эспадроном. Хороший такой тесачок. Старенький, с нарощенным лезвием. Не раз уже предлагали поменять, но почему-то прикипела к нему душа. Отличная рукоять ― деревянная, с кожаной оплёткой. Она так приятно ложилась в руку как… Хм. Да, видимо длительное воздержание не очень хорошо влияет на умственные способности. Лезвие у меча матовое, даже тусклое. В те редкие моменты, когда его обнажали, окружающие едва не давились со смеху, пока не пробовали этакий ножичек на прочность. Такое лезвие просто так не сломать. Короткое, правда, но пока никто не жаловался. Эфес украшали два виноградных листа, элементы не свойственные этому оружию, но доставляющие чисто эстетическое удовольствие. Украшательство конечно. Знатоки брезгливо фыркали, а Кирлику нравилось. Должно же что-то в смерти быть прекрасным.

– Ты опять его ласкаешь, как бабу.

Кирлик даже не стал оглядываться.

– Эх, Томми. Многого ты ещё не знаешь. Клинок, он же как женщина. Если ухаживать, затачивать, да смазывать вовремя, то верен будет, как не всякая жена.

Томми сдавленно фыркнул. Видимо надеялся отыграться за тот щелчок по носу. Парень подошёл к окну и тоже поглядел вниз.

– Вот не понимаю я тебя. Вроде бы умный мужик. С головой дружишь. Вон, залётного как обул, все только рты разинули. А я понять всё никак не могу.

– Чего?

Кирлик всё-таки повернулся к Томми. Тот смотрел прямо, без всякого подобострастия.

– Того. Раз ты такой со всех сторон хорошенький, да умненький, чего тебя из командиров попросили?

Этого следовало ожидать. В конечном счёте, сам Кирлик из своей биографии секрета не делал, правда, и не рассказывал на каждом углу.

– А я скажу тебе почему, ― улыбнулся он несколько снисходительно. ― У меня чинопочитание плохо развито. А ты откуда узнал?

– Да так, треплются тут.

Томми явно был не уверен, стоит ли продолжать нарастающий спор. Кирлик поморщился. Трепло.

***

Давно это было ― пять-шесть лет назад. Тогда ещё капитан, руководитель группы следственного комитета, Кирлик Бельгар расследовал неприятное дело об изнасиловании. Все эти подробности вызывали у команды отвращение и злобу. Холодные головы, как же. Все жаждали мести и рыли землю, как собаки.

Подозрение пало на мальчишку, ещё вчерашнего школьника. Он всё отрицал. Даже когда били. Смотрел затравленно, и вместе с тем твёрдо и упрямо. На вопрос, где же был во время преступления, тот отвечал:

– Гулял. Один.

Один, как же. Следователь тыкал ему в нос фотокарточку с растерзанной девочкой и орал. Орал и бил. Много часов подряд. Сам Кирлик посчитал, что пусть так и продолжается, ибо лучше, чтобы этот парень признался сам, чем потом получить отказ за отсутствие улик.