Каждый день. Появились улицы
В городе Дементьева (так обычно называли город при машиностроительном заводе) улицы были с самого начала, хотя названия этих улиц не блистали оригинальностью.
В городе «умников» (так по традиции называли город при старом институте) улицы были названы вначале по номерам – 1-я Институтская, 2-я Институтская, 3-Институтская и так далее. К этим названиям настолько привыкли, что менять их даже не пытались.
А в городе около фирмы Свиридова исходно названий улиц не было, а жилые здания назывались просто – первый корпус, второй корпус, спорткомплекс, Дом культуры, бассейн и так далее.
И вот теперь в этом обжитом городе появились названия – жилые корпуса получили «прописку», а проезды – названия улиц.
Когда решали, по какому принципу называть существующие проезды, то единогласно было решено не использовать имен и фамилий известных людей.
Но одно исключение из этого правила все же было сделано – по предложению Свиридова площадь перед Домом культуры назвали площадью Павла Большакова – первого коменданта этого города, бывшего полковника, смертельно больного ветерана, отдававшего всего себя на благо города до последнего дня своей жизни.
Остальные названия были очень простые – улица Первая, улица Вторая, улица Культурная, улица Голубиная, улица Придорожная …
Около аэродрома появились улицы Взлетная, Тихая, Оконечная и переулок Ангарный.
Кроме того около КПП ЗАТО появились улицы Родниковая и Сторожевая, а около дислокации воинской части – улицы Веерная, Гражданская, Патрульная и площадь «На опушке». Под этим сложным названием скрывался обширный плац с казармами вокруг него.
Так в городе появились таблички с названиями улиц, которые с удивлением разглядывали жители.
Других изменений не происходило.
Но …
– А меня снова в Вену зовут! – вечером за ужином сообщил Гриша. – Редакция журнала «Всемирные путешествия» хочет согласовать примерный план публикаций и моих поездок.
– Когда поедешь и на сколько дней?
– Меня приглашали на три дня, и я хочу взять с собой жену. Если она, кончено, не возражает, и вы посидите с детьми.
– Я не возражаю. Мама, можно Верочку и Коленьку подкинуть вам с дедом?
– Конечно, Уленька! Как, Верочка, отпустим маму с папой на три дня?
– Конечно, отпустим! Николаша, отпустим маму?
Коленька солидно кивнул и продолжил свое занятие – выковыривание изюма из манной запеканки.
Поэтому через несколько дней Гриша с Улей уже летели в Вену.
Таможенники попросили открыть небольшой чемодан, больше похожий на металлический растолстевший дипломат. В этом чемодане оказались аккуратно упакованные отдельные предметы производства Гжели – чашки, блюдца, кофейники, молочники, сахарницы, двухъярусные подставки для фруктов и печенья …
Убедившись в наличии разрешения на вывоз этих изделий из России таможенник, любуясь на красоту, разговорился с Гришей.
Уля с удивлением обратила внимание, что таможенник говорил на немецком языке, точнее, на его австрийском варианте, а Гриша – на английском, но оба прекрасно понимали друг друга. И Уля прекрасно понимал их обоих.
Когда гости уже удалились в общий зал, один таможенник сказал другому.
– Наверное, продавать привезли.
– Ты, что, не знаешь? Иди, посмотри, кто их встречает.
– И кто же? Ты их знаешь?
– Они прилетели к супругам Дрейзерам. Знаешь таких?
– Дрейзеры … Да, знаю!
И таможенники выглянули в зал – Свиридовых встречала мадам Дрейзер, модно и со вкусом одетая пожилая дама.
Она расцеловала Улю и Гришу, и солидный представительский «Мерседес» под бесконечную болтовню мадам повез их на виллу Дрейзеров.
Уля привычно размещала свои вещи в комнате, где они уже чувствовали себя постоянными жильцами – так часто они гостили у Дрейзеров.
Гриша сразу поехал в издательство, а мадам Женовьева с большим интересом расспрашивала Улю о детях. Ей было все интересно – что сказала Верочка, как растет Николаша. Она так старательно и уморительно выговаривала «Веройчка» и «Никольаша», что Уля невольно улыбалась.
– Улиана, что ты смеешься? – спрашивала мадам и Уля отвечала ей на немецком, даже не раздумывая над выбором слов и порядком их размещения в предложении.
И при этом сама удивлялась этому.
А потом мадам Женовьева повела Улю в ту часть усадьбы, куда они с Гришей еще ни разу не попадали – там оказалась старинная мебель, старинные книги и картины по стенам. Это было нечто, и это для себя Уля определила как музей.
Рис. 1. Густав Климт, «Замок Каммер», 1912 год.
– Ой, мадам Женовьева, но это же Климт!
Уля остановилась перед картиной, на которой сквозь зелень проглядывала белизна старинной постройки, а на спокойной воде с еле заметной рябью отражались окна на темной стене на берегу.
– Улиана, ты знаешь Климта!? – с искренним удивлением проговорила мадам Женовьева.
– Мадам! Но я же жена художника! – с достоинством ответила Уля, и сразу же рассмеялась. – Просто я видела эту картину у Гриши в альбоме австрийского … австрийского модерна – правильно? Там было много картин Густава Климта … Мадам Женовьева, неужели это подлинник?
– Да, Улиана, это картина Климта «Замок Каммер», это озеро Аттерзее.
– Я вспоминаю, в картинной галерее … там, в городе, были еще картины Климта! Там это здание так странно называется – «капустная голова», а здание красивое.
– А ты сама не рисуешь?
– Что вы! Только платья! Да и то Гриша помогает …
