Оказавшись проездом в Париже, мы с Линдой отправились в Лувр. Изначально мы не планировали посещать здание знаменитого музея, но развешенные по всему городу одинакового вида рекламные постеры изменили наше решение.
На постерах красовалась Джоконда, и поначалу идея – рекламировать экспозицию знаменитого музея подобным образом, показалась нам совершенно естественной. Впрочем, вскоре мы обратили внимание, что, размещённая на плакатах картина не та, за которую себя выдавала. При беглом осмотре различия могли выглядеть несущественными, но, чем дальше мы продвигались вдоль однообразного ряда полотен, висевших на стенах домов и оградах парков, тем больше на себя обращало внимание загадочное несоответствие привычного образа Мона Лизы и фигуры, изображенной на плакате.
«Что-то с ней не так» – несколько раз повторила Линда, прежде чем мы наконец остановились и как следует все рассмотрели.
По большей части Мона Лиза выглядела знакомо: та же загадочная и легкая как ветер улыбка, та же умиротворенная поза, но вот взгляд! Взгляд оказался совершенно иным: внимательным и, словно видящим тебя насквозь. Чем пристальней мы вглядывались в картину, тем больше различий в ней было находили, и, в конечном счете, обнаружили их так много, что стало совершенно ясно: перед нами не знаменитая «Джоконда», а совсем другая, одновременна и похожая на оригинал и отличная от него работа.
«Но какой в этом смысл?! – недоумевала моя подруга. – Не проще ли, вывешивать на рекламном постере сам шедевр, чем его неизвестную копию?»
Ответом на этот ее вопрос могла послужить подпись под репродукцией – Trésors de Borgia, что можно было перевести как «Сокровищница Борджиа!». Мне, не слишком сведущему в мире искусств, она сообщила лишь то, что вероятнее всего дело касалось какой-то реликвии родом из Италии (во времена высокого возрождения семейство Борджиа получило известность не только благодаря нешуточным богатствам дома, но и вследствие активной поддержки художников), но Линда, имевшая непосредственное отношение к живописи, прочитав заголовок, сразу приободрилась.
– «Сокровищница Борджиа», – произнесла девушка взволнованным голосом, – это название выставки, которая уже наделала много шуму. Говорят, что искусствоведы Франции обнаружили ранее неизвестную коллекцию, просто изобилующую шедеврами раннего возрождения!»
Из дальнейших слов Линды я понял, что эта находка уже вызвала нешуточный резонанс не только в среде ценителей живописи, но и среди обывателей разных мастей, поскольку воспринималась не просто, как прорыв в сфере искусства, но и как экстраординарное событие планетарного масштаба.
Осознав, что перед нами одно из обнаруженных в сокровищнице полотен, мы принялись с интересом изучать аннотацию. За названием шло подробное описание репродукции, из которого следовало, что представленная здесь работа не какая-то там подделка или поздняя копия признанного шедевра, а одна из неизвестных работ самого Да Винчи. Но самое поразительное оказалось в другом. Именно эту работу, а не ту, что столетиями висела в Лувре, великий мастер считал вершиной своего мастерства. Напротив же, привычная нам Мона Лиза задумывалась им всего лишь как предварительный эскиз на пути создания данного шедевра.
Кроме описания титульной картины, на плакате обнаружился также перечень иных работ, обнаруженных в тайнике, бегло просмотрев который, Линда попросту просияла. Именно тогда она твёрдо и окончательно решила, что теперь то мы просто обязаны посетить выставку.
Я поддержал ее рвение, но заблаговременно предположил, что на нашем пути непременно возникнут различного рода сложности. На мой взгляд подобная экспозиция должна была вызвать нешуточный ажиотаж в среде многочисленных любителей искусств, тем более при такой обширной рекламе, и в итоге посещение музея, в который и раньше-то было попасть непросто, должно было обернуться для нас задачей совсем уж нетривиальной. Но мою спутницу подобные опасение нисколечко не волновали. Она твёрдо стояла на своём, говоря, что решение непременно отыщется, стоит лишь приложить усилия. Тогда, поддавшись ее природному магнетизму, я не стал больше спорить и упираться, а вызвал такси, и мы отправились в одно из самых загадочных мест на планете земля – музей изобразительных искусств «Лувр»!
***
Прямо на наших глазах двери музея штурмовало просто нереальное количество посетителей, но решение, в результате которого, в Лувр мы попали, и без предварительной регистрации, и без очереди, нашлось практически сразу. Нашей удаче способствовал давний друг Линды, который, узнав о визите своей знакомой, моментально все для нас устроил.
– Всегда есть несколько резервных записей для особо почётных гостей! – сообщил нам разодетый во все модное пижон с героическим профилем и красивыми голубыми глазами, при этом совершенно по-свойски поцеловав Линду, как мне показалось, практически в губы. Проделав свой панибратский жест так, словно мы и прежде делили с ним на двоих одну женщину, он, снисходительно похлопал меня по плечу и, пожелав «приятного» вечера, неспешно удалился.
– У тебя везде есть подобные «друзья»? – спросил я у девушки, раздраженный выходкой незнакомца. – Или это своеобразная плата за вход?!
Впрочем Линда, воодушевлена предстоящим мероприятием, пропустила мои колкости мимо ушей.
– Это Шон, – небрежно бросила она, не желавшая уделять подобным мелочам слишком много внимания. – Он работает искусствоведом министерства культуры Франции, и отчасти это его стараниями музей обзавелся подобной коллекцией!
Возможно, своими словами она хотела сгладить впечатление от испорченного знакомства, но эффект оказался обратным. Когда я узнал, о причастности Шона к коллекции, она в тот же миг сделалась для меня чем-то совершенно неважным. Больше всего меня беспокоило теперь наличие в этой вселенной подобного человека, который мог совершенно спокойно подкатывать к моей подруге и целовать ее в губы. Я уже подбирал нужные слова, чтобы выразить Линде свое возмущение, когда девушка, ловко меня ухватив, напористо потащила внутрь.
***
Сначала мы оказались в гигантский подземном зале, крышу которого венчал купол стеклянной пирамиды. Здесь я хотел осмотреться как следует, но Линда тянула меня дальше по струящимся лентам эскалаторов и вереницам подземных коридоров. Ее движения были легки и проворны, я же, двигаясь в этом ритме, не только не смог начать обличительный разговор, но и еле поспевал за своей резвой спутницей.
На своём пути мы пересекли несколько анфилад, наполненных полотнами художников французского и северного возрождения, а также залов со скульптурами периода древнего Рима и античной Греции. Ни к тем, ни к другим я не испытывал особого трепета, поэтому и сейчас пренебрёг их своим внимание. Единственное, за что цеплялся мой прагматичный взгляд, были различного рода вывески, ненавязчиво сообщавшие любителям делать селфи на фоне избитых шедевров, что где-то совсем рядом находится Венера Милосская, а, поднявшись на этаж выше, можно увидеть «оригинальную» Джоконду.
