«Ты такооооой забоооотливый», – тяну нараспев, пытаясь сфокусироваться на собеседнике.
Асмодей… точно.
«Где эти чертовы таблетки?», – осторожно, но очень раздраженно произносит нежданный гость, осматриваясь: он лихорадочно поднимает, читает названия и отбрасывает мелкие баночки, коробки.
Следующее его действие полностью повергает меня в шок. Асмодей садится на край кровати, снимает перчатку и аккуратно, едва касаясь пальцами, дотрагивается до щеки.
«Лилит, где таблетки?!».
Готова поклясться, он ходил на курсы гипнотизера. Иначе, почему у меня расширились зрачки от вкрадчивого тона?
Откатываюсь на другую сторону кровати, заворачиваясь в одеяло, и сажусь. Вокруг – нелепое скопление ткани.
«Зачем ты приехал?».
Асмодей издаёт гортанный рык. Так звучит безысходность.
На пол с грохотом падает раскрытый пустой чемодан.
Снова пытаюсь синхронизировать зрение. Более успешно.
Я смотрю на, упакованного с ног до головы в чёрное, Асмодея и все пытаюсь понять, в какой момент из простушки с огромными сережками-вишнями превратилась в светскую пропоицу, а он – в, почти что, святого отца.
Кажется, мы играли в гляделки целую вечность, а потом синхронно обернулись на шум у входной двери. Через секунду из темноты вынырнула взлохмаченная голова моего первого мужа Аскольда.
«А девочка созрела», – пробормотала я.
Асмодей озадачился не меньше моего. Может, в виски действительно бутират?
Из-под моей руки только что вышел ошеломительный роман. Такой, при прочтении, которого, девочки всех возрастов подрываются с кресел и вскрикивают «Хочу также!».
Когда-то я продала душу дьяволу за этот талант. Именно ему, ибо писать о мирских удовольствиях – удел искушённых. Тем более, если речь идёт о женщинах – крайне эмоциональных существах, чьё тело вырабатывает печной жар при нужном давлении на центры удовольствия.
«И жила она долго и счастливо…».
Устало потёрла переносицу и откинулась в кресле. Пальцы приятно холодили стеклянные грани бокала: руки сами найдут спиртное, когда сердцу надо.
Сегодня виски. Благородный напиток павших в борьбе за трезвость. Вот, вам жидкая янтарная медаль. Закусите яблочком.
Отправляю хвалебный тост собственному отражению и разворачиваюсь к окну на крутящемся стуле.
Последняя неделя февраля, мать его.… Будем.
За окном бушует серебристая метель, вполне привлекательная на расстоянии. Я сижу в одних трусах и распиваю горячительное в одиночестве. Спина неприятно липнет к экокоже, но эта жертва – вполне оправдана, когда возомнил себя молодым буржуа, презирающим революцию и одежду.
Долой народное вольнодумство! Долой штаны! Долой трезвость!
Пронзает важная мысль:
«На часах 3 ночи. Не повод, чтобы отказывать себе в звонках».
Пф, дорогуша, ты уже порядочно надралась, пока выдернула из себя эпилог.
Маяться от бессонницы теперь?
Гудки.
«Привет, Кот. У меня чудесные новости».
По ту сторону энтузиазм разделяют с большим сомнением. Лёгкое похрапывание.
«Ли… Ты опять пьяная?!».
Звучит умилительно.
«Только если от успеха. И это – не алкоголь. Я пьяна от завершенности. Кот… Ты, что, уснул? Кот…».
Недовольное бормотание
«Мы можем обсудить твоего внутреннего гения утром?», – собеседник явно не настроен на то, чтобы разделить радость.
«Не а. На кону ещё половина бутылки, пустая квартира и стриптиз под радио «Для двоих» в разделе «приветы и поздравления», – вкладываю в тон максимум трагизма.
Кажется, переигрываю.
«Ли – ты больная. Попробуй уже сделать хоть что-нибудь в светлое время суток… Я заеду к тебе в районе двух. Протрезвеешь и расскажешь про все, до чего докатилась твоя светлейшая из голов. Хорошо, родная?».
Удивительно, как много связных слов Кот может произнести в сонном состоянии. Мне бы так.
«Ты и зануда. Никакой романтики и авантюризма. Молись, чтобы я воскресла утром и раскрыла врата обители».
«Доброй ночи, маленькая. Люблю тебя».
Отключилась. Черт. Он всегда так говорит. Я всегда кладу трубку.
Столь глупое расточительство чувств не доведёт до добра.
Я давно завязала с сантиментами.
Новая рукопись была, одновременно, финишным платочком и стартовой отметкой переродившейся меня. Больше никаких штампов, ограничений и трезвых вечеров по выходным.
В какой-то степени, брак – синоним стагнации для талантливой женщины, сущность которой предпочитает путешествовать в одиночестве. Краткий тезис, полно отражающий суть произведения, которое уже через пару месяцев завалит полки магазинов в разделе «бестселлер».
На пике третьей волны феминизма.
Волоча ноги, бреду на кухню.
Последний бзик минималистов: встроенное хайтек нечто, где невозможно пораниться или убиться об угол. Барная стойка вместо столешницы.
И та – круглая.
Даже спустя несколько лет мне непросто здесь ориентироваться: внутренний нищеброд отзывается. До того, как проснуться знаменитой, я с закрытыми глазами перемещалась по маленькой хрущевке и радовалась тому, что на завтрак чему-то более существенному, чем ничего.
Вздох ностальгии ударился о стены и растворился в пространстве.
Если проделать трюк со слепотой сейчас – сдохну после первых трёх шагов в слезах и блевотине.
Не первый бокал виски дал знать о себе лёгким подташниванием. Но констатировать превышение кондиции ещё рано.
Обычный ритуал последние 8 месяцев: столько минуло с момента развода.
В тот день я откупорила бутылку шампанского прямо напротив здания администрации.
На автобусной остановке.
Наполнив стакан льдом, и прихватив с кухни яблоко, я вернулась обратно в кресло.
В голове подозрительно тихо. Пробежав пальцами по гладкой поверхности стола, нащупала отпечатанные листы рукописи – первый авторский экземпляр «новаторского» романа о месте женщины в жизни личной и социальной.
«Брак не для тех, кто родился с гением в глазах».
Сейчас оставлю на полу содержимое желудка.
В груди что-то предательски съеживается. Отброшу мысли, пока они окончательно не добили и без того расшатанную нервную систему.
Нельзя ни о чем жалеть. Сомневаться в том выборе, который я сама сделала, противопоказано. Безответность и тоска всегда на руку писателю, нуждающемуся в эмоциональной подпитке....
Мы были молоды, словно кислые вина, и беспечны. Предпочитали творить, нежели заботиться о заработке. Он мечтал о безусловной славе, а я – стать настоящей писательницей. Что, впрочем, одно и то же. Если не вдаваться в подробности.
Пока оба стремительно двигались к «розовому горизонту», влюблённости ничто не мешало. Первое время, делить было, действительно, нечего. Но…
