1. Пролог.
За 20 лет до настоящих событий, описанных в книге
— Веришь ли ты в судьбу, Саид?
Старая ведьма в обветшалом отрепье, помешивая сухощавой рукой свое вонючее варево, с жутким, пробирающим до костей прищуром смотрела на молодого мужчину. Она прекрасно знала, что пришел к ней Саид не просто так, а еще — что не поверит он ни одному ее слову. Все равно сделает по-своему и тем самым обрушит на страну четверть века бед и несчастий.
— Ты же знаешь, зачем я пришел, Зухария. Говори прямо: поможешь или нет? — пропустив вопрос старухи, грозно спросил Саид.
— Саид, отступись от поисков! Пока не поздно! Ничего кроме смерти не найдешь!
В третий раз за последние полгода приходил младший сын правителя к провидице и каждый раз возвращался ни с чем. Угрожать или запугивать ведьму было делом бесполезным и даже опасным. И пусть Саид не верил в проклятия, заговоры и прочую колдовскую чушь, но больше обратиться ему было не к кому.
За это время он потерял всякую надежду еще хотя бы раз увидеть свою жену.
— Гордая птица умрет в неволе, но петь не будет, Саид. Отпусти ее. — Ведьма на мгновение отвлеклась от своего зелья и приложила отощалую морщинистую ладонь к сердцу. — Отсюда отпусти.
Если бы он только мог...
— Я верю в судьбу, Зухария, — уверенно ответил Саид, даже не дрогнув от пронизывающего взгляда старухи. — Джоанна и есть моя судьба.
— О, шайтан, она — твоя погибель! Не найдешь ты ее живой, но принесешь на наши земли слишком много горя.
Вот только молодой и горячий сын эмира остался равнодушным к словам старухи. Непомерно сильна была его любовь к Джоанне — юной рыжеволосой красавице с глазами пантеры. Три долгих года он удерживал молодую европейку возле себя, не позволяя ей вернуться домой. Три года он прятал Джоанну ото всех и воевал с собственным отцом за право взять ее — девушку чужой культуры и с нечистой кровью — в законные жены. Три года Саид уговорами и угрозами, лаской и насилием добивался любви строптивой журналистки, на свою беду посетившей Дезирию. Он отказался от всего: от права престола, от уважения своего народа, от истинных ценностей и вековых устоев. Однако Джоанна так никогда и не смогла ответить ему взаимностью. Плененная, но непокоренная, она умудрилась исчезнуть из жизни Саида, унося под сердцем его дитя.
— Где мне ее искать?! — взревел Саид, и, казалось, от силы его голоса содрогнулись гнилые стены жилища старухи.
— Где бы ты ни искал, не найдешь. Не суждено тебе, Саид, увидеть ее живой, не суждено. А дом свой покинешь — все потеряешь. Не совершай ошибок, мальчик мой.
— Пусть не живой, Зухария, но я не отступлюсь! Ни от нее, ни от своего сына!
— Нет у тебя сына, Саид, — зашипела старуха, — Не было и не будет никогда. Не изменишь ты своей судьбы.
Зухария долго еще причитала и что-то нашептывала, только Саид уже ничего не слышал: живая или мертвая, с ребенком или без него — не важно. Он знал, что не обретет покоя, пока не найдет ее. И старая ведьма это знала. Слишком многое она видела наперед.
— Стоит она на высокой скале, Саид, — закрыв и без того узкие и почти слепые глаза, прошептала старуха. — Ее тело ласкают одичалые ледяные ветра, а в лицо бьет холодный дождь. Она там, где на целый фарсах² вокруг нет ни души. Ты не сможешь удержать ее Саид. Между твоим пленом и губительным шагом в пропасть она выберет второе. Не разрушай того, что не строил. Забудь ее.
_____________________
¹ Дезирия — островное государство в Юго-Западной Азии в Индийском океане в непосредственной близости к Аравийскому полуострову. Является результатом воображения автора во избежание случайных совпадений с реальными событиями, местами и людьми.
² Фарсах — персидская мера длины, равная расстоянию, которое конь проходит за один час. По разным источникам от 3 до 7 км.
2. 1. Обрыв
Юго-Западное побережье Исландии
Наши дни
На краю серого скалистого обрыва, открывающего неземной вид на бескрайнюю синь океана, стояла девушка. Широко раскинув руки, она смотрела на громадные волны, разбивающиеся на миллиарды мелких брызг где-то там, под ногами. Могучий и неуправляемый ветер развевал пряди ее рыжих непослушных волос, а потом, словно играючи, подталкивал свою жертву все ближе и ближе, к самой бездне. Но Энн не боялась. Совсем юная и отважная, она еще не знала, что такое страх. Зато представляла себя птицей, которая вот-вот взлетит и с высоты окинет привычным взглядом эти дикие земли, усыпанные гейзерами и водопадами, вулканами и ущельями, фьордами и ледниками. Это был ее мир, ее жизнь и ее свобода!
— Энн, папа будет ругаться! — послышался позади голос брата. — Отойди!
Петер и сам понимал, что его голос, такой еще не по-мужски тонкий и недостаточно сильный, терялся в шумной песне ветра, но не позвать Энн он просто не мог. Это ему, Хинрику или Оскару подобное поведение отец спустил бы с рук, но только не Энн.
— Так не говори ему, Петер! — не оборачиваясь в сторону брата, пропела девчонка и засмеялась.
Начало лета. Ее любимое время года, когда вечная ночь с пусть и красивым, но таким холодным северным сиянием теряла свою власть и уступала место едва теплому солнцу.
— Я и не сдам, но Хинрик все еще зол на тебя.
Петер подошел ближе к сестре, к самому краю пропасти, и замер.
— Вернулись! Вернулись! — радостно прокричал он, совершенно позабыв, зачем пришел, а затем взял Энн за руку. Так спокойнее. Ему. В свои двенадцать Петер еще не мог похвастаться бесстрашием или безрассудством отличие от старшей сестры или брата. — Вот это да! Мне кажется, или нынче их стало больше?
— Похоже на то! — Не отрываясь от удивительного зрелища, Энн сильнее сжала ладонь Петера, тем самым обещая, что обязательно защитит.
Еще долго на краю утеса виднелись две хрупкие фигуры, крепко державшие друг друга за руки. Их взоры были устремлены в сторону океана, где то и дело из воды выныривали горбатые киты, выпуская воздушные потоки холодной воды вверх. Казалось, они были счастливы вновь вернуться домой.
— Энн, — вдоволь налюбовавшись животными, Петер все же вернулся к разговору, — Хинрик тебя повсюду ищет. Если он узнает, что ты... что мы подходили к обрыву, обязательно расскажет отцу. Нам лучше вернуться, пока не поздно.
— А давай наперегонки, Петер? — Энни прекрасно понимала, чем может обернуться для нее гнев Ларуса Хаканссона, ее отца, а потому решила заранее запастись положительными эмоциями.
— До заброшенной часовни, идет? —Петер не мог не поддаться на вызов. Такой был у него возраст, да и характер не уступал.
— На счет «три». Раз, два... Петер, так нечестно! — весело прокричала Энн брату, стартовавшему раньше времени. — Вот сейчас догоню! Ну, держись!
