Самолёт Москва – Владивосток.
Первый класс, ряды удобных кресел.
Я держу перед собой листок —
Моё задание в виде кратких тезисов.
Я должен выяснить, почему завод
Из лидера превратился в догоняющего,
А также куда за неполный год
Исчезли двое других проверяющих.
Акционер моего холдинга взбешён,
Руководство ждёт скорейшего доклада.
Я на мгновение проваливаюсь в сон,
Самолёт заходит на глиссаду.
С высоты мне кажется, что океан
Величественный, но какой-то тихий.
Я вспоминаю тропический ураган
На индийском острове Маврикий.
Мне сегодня предстоит обзор
Владивостокского молочного завода.
Я почти гоголевский ревизор,
Злой и невыспавшийся после самолёта.
Меня встречает свита мелких карт
Под предводительством одной Бубновой Дамы.
Нас мчит японский электрокар
К развитию давно назревшей драмы.
Директор импозантен и светлоус,
Но в его биографии есть тёмные пятна.
Где-то в рукаве у него есть туз,
По рукопожатию масть его непонятна.
Завод выпускает молоко, кефир,
И прочую мягкую кутерьму,
Но почему-то не делает твёрдый сыр.
Мне предстоит выяснить – почему?
У директора завода есть толковый зам:
Женщина в годах, вызывающая уважение.
Она рассказывает о том, что я знаю сам
О пастеризации и молочнокислом брожении.
Я словно невзначай спрашиваю её про сыр,
Она странно на меня глядит и что-то бормочет
Про белковые связи и нестабильный жир,
Про то, что здесь какие-то не те почвы.
Вечером мы с Королёвым идём в «Ночь»
(Фамилия директора, название ресторана).
Я спрашиваю его о непригодности местных почв.
С нами в зелёном платье Бубновая Дама.
Он нехотя отвечает, и мне почти ясна
Причина почвенного проклятья,
Но тут он опрокидывает бокал вина
В декольте Дамы, портит вечер и её платье.
Владивосток этой ранней весной
Похож на выздоравливающую собаку:
Из порта доносится корабельный вой,
В окнах свет борется с уходящим мраком.
С моего балкона я смотрю на Золотой мост:
Чайки летают ровными белыми кругами,
Чуть выше японский зюйд-зюйд-ост
Режет облака на рваные белые оригами.
Каждую ночь я возвращаюсь в свой отель,
По утрам пью сливки из белой посуды.
Так продолжается несколько недель.
Я забываю вкус пармезана, чеддера и гауды.
У удивительного местного молока
Есть одно необъяснимое свойство:
Усвоение его витаминов и белка
Избавляет от всякого беспокойства.
Я давно отключил свой телефон
От обременительных московских созвонов.
Тем поразительней, что случится потом,
Мне не понять этих молочных баронов.
После происшествия с декольте
Королёв заявляет о своём уходе.
Москва преследует его в суде.
Меня назначают директором на заводе.
С молока начинается мой день,
На заводе у меня слава молочного парвеню.
Кефир и прочая мягкая дребедень
Составляют всё моё дневное меню.
В городе я по-прежнему незваный гость,
Французский тут звучит слишком изысканно,
У всех я вызываю подозрение и злость,
Здесь я просто московский выскочка.
Мне репутация Онегина не льстит,
У молодых бездельников уклад не труден,
Будь это лермонтовский сибарит