Я оказался рядом только потому, что должен был проводить ее из гостиной до парадной двери. Я плелся сзади. И это была неслыханная милость, ибо она была красавицей, в один миг однажды расцвела, а я оставался все тем же нескладным ровесником (всего на год старше) и едва осмеливался к ней подойти, когда мы на неделю приезжали домой. Вышагивая эти жалкие десять футов, я не смел ничего сказать или просто прикоснуться к ней, но втайне надеялся, что она сама что-нибудь предпримет, шутки ради, из чистого кокетства, просто потому что мы вдвоем и совсем одни.
До чего же она была обворожительна! С этими коротко постриженными мерцающими волосами, с этой нескрываемой уверенностью в себе, которую к восемнадцати годам обретают красивые американки, такой дерзкой, такой ликующей уверенностью... Свет лампы льнул к золотистым прядкам, зарываясь в них, вспыхивая бликами.
Она уже мыслями перенеслась в другой мир – туда, где ее ждали в машине Джо Джелк и Джим Каткарт. Еще год – и все, я окончательно потеряю Эллен, это я знал точно.
В общем, я плелся следом, каждым нервом чувствуя нетерпение ждущих в машине парней, опьяненный будоражащей рождественской кутерьмой и близостью Эллен, непостижимой ее красотой, заряжавшей сам воздух «сексапильностью», – все эти убогие слова, разумеется, весьма относительно передают тогдашние мои ощущения... И тут вдруг из столовой вышла горничная и, что-то шепнув, протянула ей листок. Когда Эллен прочла записку, глаза ее сразу померкли, будто упало напряжение в сети, – такое иногда случается в сельской местности, – померкли и вперились в неведомое пространство. Потом она как-то странно глянула на меня – я, вероятно, притворился, что не заметил этого, – и, ни слова не сказав, прошла следом за горничной в столовую и куда-то дальше, в глубь дома. Ну, а я торчал в холле, листая иллюстрированный журнальчик, минут пятнадцать.
А после в парадное ворвался Джо Джелк, раскрасневшийся от мороза, из-под ворота шубы матово белел шелковый шарф. Джо учился на последнем курсе Нью-Хейвенского университета, а сам я – только на втором. Джо был у нас известной личностью, как-никак член баскетбольной команды, и я считал его очень даже неглупым и видным парнем.
– Где Эллен, передумала, что ли?
– Не знаю, – уклончиво ответил я. – Вообще-то она уже собралась.
– Эллен! – крикнул он. – Эллен!
Дверь он не закрыл, и внутрь ворвался ледяной воздух. Джо взбежал на середину лестницы, ведущей наверх – он был своим человеком в этом доме, – и снова позвал Эллен. К перильцам второго этажа подошла миссис Бейкер, сказала, что Эллен внизу. И в этот момент в дверях столовой снова появилась горничная, явно чем-то взволнованная.
– Мистер Джелк, – окликнула она вполголоса.
Джо, разом помрачнев, обернулся, почуяв, что ему сейчас сообщат нечто малоприятное.
– Мисс Эллен велела передать, чтоб вы ехали без нее. Она приедет попозже.
– Что-нибудь случилось?
– Она не может пока ехать. Она приедет позже.
Джо медлил, не зная, как быть. Сегодняшняя танцевальная вечеринка была последней на этих каникулах, и он был без ума от Эллен. На Рождество Джо пытался подарить ей кольцо, но она – ни в какую, тогда он умолил принять хотя бы плетеную золотую сумочку, долларов за двести, не меньше. Не он один безумствовал, еще трое или четверо парней пребывали в таком же состоянии – все десять дней, пока Эллен гостила у родителей. И все-таки у Джо шансы были выше, он был богат, элегантен и в данный момент считался у нас в Сент-Поле[2] самой завидной партией. Я был уверен, что Эллен выберет именно его, однако она вроде бы всем жаловалась, что он «жутко положительный». Видимо, Джо недоставало роковой загадочности, что ж, когда мужчина увивается за молоденькой девушкой, которую пока мало волнует практическая сторона замужества, то... ну, в общем, ясно.
– Нет ее, – немного испуганно, но с вызовом произнесла горничная.
– Неправда.
– Она вышла через черный ход, мистер Джелк.
– Пойду посмотрю.
Он двинулся в сторону кухни, я пошел вместе с ним. Шведки-посудомойки косились в нашу сторону, маскируя свое любопытство сразу усилившимся скрежетом мочалок о сковороды. Вторая дверь, которую навешивали на черный ход зимой, была распахнута, и ветер грохал ею о косяк. Выйдя на заснеженный двор, мы увидели задние огни машины, только что свернувшей за угол в конце подъездной аллеи.
– Нич-ч-чего не понимаю, – медленно протянул Джо. – Поеду следом.
Я не стал возражать, я был слишком напуган грянувшей катастрофой. Мы помчались к его машине и потом на скорости начали метаться по всему кварталу, делая отчаянные, бессмысленные зигзаги, заглядывая в каждую машину. Через полчаса Джо сообразил, что это дохлый номер, – в Сент-Поле почти триста тысяч жителей. К тому же Джим Каткарт напомнил ему, что мы должны заехать еще за одной девушкой. Укутавшись в свою словно ощетинившуюся шубу, Джо забился в угол, точно раненый зверь, но поминутно подскакивал и наклонялся вперед, демонстративно всматриваясь в дорогу, страшно раздосадованный.
Девушка Джима совсем нас заждалась и тоже ужасно нервничала, но после того, что устроила Эллен, все это казалось сущей ерундой! Тем не менее мы не преминули про себя отметить, что подружка Джима смотрится великолепно. Да-а, есть в рождественских каникулах эта чудесная особенность: ты, не веря собственным глазам, вдруг замечаешь, как повзрослели твои друзья, как их изменила бурная жизнь вдалеке от дома, а ведь вроде бы знал их лучше некуда, с самого детства...
Джо Джелк изобразил галантное изумление, но вместо многословных комплиментов ограничился зычным и хриплым «хо!», и мы покатили в гостиницу.
Наш шофер подъехал не с той стороны, как оказалось, там все места для парковки были уже заняты, но благодаря этой нечаянной заминке мы увидели ее, Эллен, – она как раз вылезала из coupé[3] маленького авто. Джон прямо на ходу выпрыгнул наружу, не дожидаясь, когда машина остановится.
Эллен обернулась, но взгляд у нее был слегка отрешенный. Или изумленный? Во всяком случае, в нем не было ни тени тревоги; вероятно, ей сейчас было совершенно не до нас. Джо подбежал к ней, всем своим видом выражая оскорбленное достоинство и негодование и безмолвный укор. Я шел сзади Джо и говорил себе, что в принципе он совершенно прав. С таким настроем я к ним и подошел.
Тот тип сидел в машине – даже не соизволил вылезти, подать Эллен руку. На вид – лет тридцать пять. Лицо жесткое, сухощавое и вроде бы со шрамами. Губы его кривила легкая улыбка, довольно злобная. В глазах – насмешливый вызов всему человечеству, глаза затаившегося зверя, затаившегося при появлении особей иной породы. Взгляд беспомощный, но свирепый, в нем была обреченность и одновременно самонадеянность. В нем отражалось бессилие из-за невозможности действовать, но при этом – готовность воспользоваться малейшим проявлением слабости со стороны противника.
