Тут живёт моя подруга, которая из простой знакомой превратилась в вечную спутницу, когда поклялась мне в верности. Зовут её Боль. Она обожает раннее утро или поздний вечер, а в городе подкарауливает меня на каждом шагу. Так было и на этот раз.
Как всегда, перед отъездом, нужно было что-то оплатить, что-то заблокировать, купить какие-то подарки, зайти, в конце концов, в кафе наверху.
– Знаете, почему мне здесь нравится больше, чем внизу? – спросила я приветливую официантку, расплачиваясь за ужин. – Потому что у вас телевизор никогда не орёт на всю катушку. Это признак хорошей культуры. Спасибо, всё было очень вкусно.
Мне благодарно улыбнулись в ответ. И действительно, я не могла упрекнуть себя за выбор: бульон с фрикадельками, ассорти из свежих овощей, блинчики полесские со сметаной, кофе и ананасовый сок были хороши. Спешить было некуда, до поезда оставалось три часа, и я медленно двинулась в сторону площади. Поклажа не слишком обременительна: рюкзак, ноутбук и небольшая сумка на колёсиках, хотя еду на неопределённый срок, возможно даже до конца зимы.
Передо мной аллея, по обеим сторонам строгие ряды туй ведут прямо к мемориалу погибшим в последней войне воинам, а дальше новый фонтан. Всё такое знакомое, тысячу раз виденное, а всё равно ёкает сердце. Ах, да, это же подружка уже опередила меня и зовёт на лавочку – мой личный мемориал, известный только двоим. А вот тех других, на которых можно было найти прохладу под сенью деревьев в жаркий день, нет. Нет и самих деревьев. Стало меньше простоты и больше официоза. Мир усложняется, и не только внешне. Я присаживаюсь рядом с подружкой, стараясь не замечать уколов сердца. Но не тут-то было, лавочка крепко хранит тайны, а церковь – исповедь моей души и сладкие слёзы раскаяния. Я поднимаюсь с твёрдым намерением идти к вокзалу, но подружка заговорщически подмигивает и тянет меня за руку к ряду машин за огромным памятником Ленину. Это невыносимо, от этого места учащается сердцебиение, и я спешу покинуть эту зону высокого напряжения. Лучше поскорее зайти в банк и поменять валюту, а потом поехать на автобусе, хватит с меня этой прогулки. Но Боль уже смотрит на меня сквозь окно с высоты знакомой крыши, а воздух так раскалён воспоминаниями, что я отворачиваюсь и смахиваю набежавшие слёзы. У поворота на «Белит» неугомонная подружка уже сидит со мной в обнимку и, как может, успокаивает, – «Ну, не плачь, моя хорошая, я люблю тебя». На перроне она машет вслед уходящему поезду, и мне даже немного жаль её.
Ночь позади, и огромный прекрасный город, могучий не только своей историей, заключает меня в свои объятия и на некоторое время разбавляет мои чувства не свойственным мне хладнокровием. Он предлагает анестезию – наслаждение в забытьи, пытается развлечь меня архитектурой, я давно знаю эти его штучки и только усмехаюсь про себя. Не только ему, но и всем городам Европы не удастся увлечь меня. Ездить и снимать, снимать и ездить – как это плоско. Это хлам, и даже не душевный, а просто никакой.
Подруга моя Боль, зачем я вновь возвращаюсь к тебе с таким постоянством? Что за потребность такая? Ты напоминаешь мне обо мне – что я жива. Когда тебя долго нет, я даже пугаюсь – не превратилась ли я в живой труп или ходячий манекен, улыбающийся во весь рот зубами, и мчусь домой. А ты поджидаешь меня, сидя на поленнице дров, потом смотришь из печи весёлым огнём – ты даже туда умудряешься проникнуть; подаёшь мне белый лист бумаги и ручку, чтобы я нарисовала твой портрет. Ты лучше меня знаешь, что любое путешествие – ничто, если не одухотворить то место, где побывал, не пожить там и не извлечь его тайну, а не только внешний блеск. А сколько раз ты Боль напоминала мне, что привязываешь сильнее, чем любое удовольствие, которое как мыльный пузырь. Тебя трудно забыть. Только ли в этом разгадка? А разве не в том, что оборотная твоя сторона… Любовь?
Знакомка вышла из дома в половине пятого утра, чтобы поспеть к первому автобусу на Минск. Стук ее каблучков гулко отдавался на пустынных улицах спящего городка и сливался с еле слышным шорохом мелкого дождя. Он звучал как аккомпанемент к мелодии радости в душе Знакомки от предстоящей встречи с дочерью.
На время это чувство уступило место другому ощущению. Его трудно передать словами, но оно знакомо сказочникам. Ты и волшебный город в свете фонарей, а вокруг ни души. Окружающие дома и предметы – молчаливые свидетели минуты, которая никогда не повторится. Драгоценное предрассветное время – небеса открыты к искреннему диалогу. Пока не нарушит тишину кто-то третий лишний, не высунется неизвестно откуда серый заспанный рассвет и рассеет чары.
Внимание Знакомки привлек циферблат, ярко освещенный и отчетливо выделяющийся над парадным входом костела. Часы показывали 4.50, надо ускорить шаг, но Знакомка задержалась на миг, очарованная зрелищем. В ее голове зарождалась сказка, где герой отправляется на поиски утраченного времени. Об этом всегда напоминают дороги, самолеты и особенно дождь. Не ливень, а вот такой, как сегодня, сеющий и незаметный, как само время, тихо и безвозвратно уходящее с каждой каплей.
Всем своим существом Знакомка впитывала образ призрачного утра, а вдали уже слышался разговор. Две женщины под зонтиком спешили, быть может, на работу. Навстречу шел мужчина с помятым лицом и отрешенным взглядом. Город нехотя просыпался, но пока горели фонари, он еще был во власти сна, в котором только он и Знакомка принадлежали друг другу.
Ночь – это маленькая репетиция перед грядущей вечностью. Город и дальше будет засыпать и просыпаться, в отличие от нас. Потому так важны Знакомке эти минуты томления, любви, восторженных слез и благодарности. Золотая копилка образов, людей, предметов, которую никто не украдет, она всегда будет с ней и потом, в большом неизбежном сне.
Знакомка успела к автобусу почти за минуту до его отправления. Рискованно. Но минуты, потраченные для души, стоили того. Грязно-серый рассвет встретил пассажиров уже перед поворотом на главную трассу. Оставалось только прикрыть глаза и продолжить разговор с волшебным городом «Призрачного утра», исчезнувшего в бытии, но оставшегося навсегда в душе Знакомки. Быть может в этом смысл наших стремлений – застыть в вечном блаженстве ускользающего мгновения…
Мы ехали по тихому и милому захолустью, где можно жить, созерцая красоту, и ничего больше. Но чтобы так жить, надо вписаться в эту природу, быть спокойным, мирным, даже медлительным. Дорога шла среди полей и лугов, окаймленных по краям невысоким лесом. Чем дальше, тем красивее пейзаж, и красота эта была в гармонии холмов, полей, лесов и озер. Они словно дружили меж собой, и никто не хотел слишком выделяться в ущерб другому.
