Я не знаю, почему я решила записать эту историю именно сейчас, дорогой читатель, а не сразу после того, как она случилась. Я не знаю, почему я ждала десять лет; может быть, потому что эти годы оказались настолько насыщенными, что только сейчас я нашла в себе силы остановиться и поразмыслить, с чего всё началось, а, может быть, всё это время я не верила тому, что со мной случилось, и думала, что это был всего лишь сон моего окрылённого близким успехом сознания. Я чувствую, дорогой читатель, что уже сейчас пишу так, что тебе может быть не совсем понятно, о чём идёт речь, поэтому я поведу рассказ с самого начала.
Меня зовут Изабелла, и десять лет назад я была смелой, яркой и решительной восемнадцатилетней девушкой. По звучанию этой фразы, читатель, ты можешь подумать, что к моменту написания этих слов я стала трусливой, тусклой и беспомощной, но это не так: я не растеряла основных черт своей натуры – они просто-напросто перестали подпитываться энергией юности и проистекать из непоколебимой праведности наивного возраста.
Я выросла в обеспеченной семье и была старшей дочерью своих родителей, у которых, помимо меня, родились ещё две прекрасные девочки-близняшки – мои любимые младшие сёстры. Всю свою жизнь я росла с убеждённостью в том, что я унаследую состояние своего отца и смогу безбедно жить до конца своих дней; я была уверена, что мне не придётся разыскивать себе богатого мужа, чтобы подлатать своё безденежье, или же – при худшем стечении обстоятельств – искать профессию, чтобы получать низкий, но стабильный доход. Состояние моей матери, которое она должна была оставить дочерям после своей смерти, было совсем небольшим по сравнению с тем, что я должна была унаследовать от своего отца.
Ты, мой благодарный читатель, скорее всего, уже догадался о том, что мы жили в достатке. Это действительно было так; более того, мы жили богаче, чем многие наши соседи. Наше большое имение располагалось в живописном пригороде, в котором я и мои сёстры провели счастливое и беззаботное детство и которое приносило отцу настолько уверенный доход, что – я была убеждена – получаемые им деньги если и не обеспечивали стабильного прироста наших накоплений, то уж точно превосходили наши траты. Конечно же, я не знала точного состояния финансовых дел моего отца: эти сведения он не поверял даже собственной жене и держал все доходы в ведении своего доверенного управляющего; отец становился раздражительным, если я или моя мать упоминали (даже вскользь!) о нашей денежной ситуации: он быстро и недовольно высказывался о том, что ежемесячно выделял своей семье достаточную сумму для того, чтобы они имели счастье не думать о деньгах, и начинал своим хмурым и оскорблённым видом показывать, что разговор нужно было переводить на другую тему.
Помимо имения, наша семья владела квартирой в городе – в самом фешенебельном районе, конечно же – в которую мы выбирались не так уж и часто: во-первых, мне, сёстрам и матери был больше по душе вольготный воздух зелёного и не стесняющего душу своими тесными улицами пригорода, и, во-вторых, мы знали, что отец, уезжая в город, предпочитал проводить в этой квартире всё свободное от дел время и, со слов его слуг, не любил, когда его беспокоили.
Я думаю, что настало время сказать несколько слов о моём отце. Отец был старшим сыном одной весьма неординарной супружеской пары: моего деда – не очень состоятельного, но очень гордого представителя местного дворянства, и моей бабушки – необычайно богатой и невероятно своенравной иностранки, принадлежавшей к той нации, которая не смотрела на супружество с таким же трепетным благоговением, как наши соотечественники. Каким образом им удалось сойтись и вступить в брак – я не могу сказать, так как история их знакомства и отношений обросла такими непролазными легендами, что спустя все эти годы никто не мог сказать, где была правда, а где – ложь. Тем не менее моя бабушка родила моему дедушке семерых детей, прежде чем решила, что брак был ей неинтересен, и вернулась обратно к себе на родину, чтобы продолжить жить той жизнью, к которой она привыкла до того, как вышла замуж за моего деда – беспечной, богатой и яркой.
Мой отец, как я уже сказала, был её старшим сыном. Вернувшись в свою родную страну, бабушка не забыла про своих детей и закрепила за каждым из них достойную сумму, которую он или она должны были получить по достижении совершеннолетия. Мой отец – как он рассказывал мне и моим сёстрам – осмелился на одно рискованное вложение, которое, однако, окупилось, и позволило ему стать тем, кем он являлся сейчас – богатым и уверенным в себе отцом благородного семейства.
Здесь, я думаю, мне нужно сделать неожиданное отступление и рассказать тебе о моих двоюродных братьях и сёстрах. У меня есть одиннадцать двоюродных братьев и двенадцать двоюродных сестёр. Я не могу сказать, что я не была с ними знакома, но я также не могу сказать, что мы поддерживали хоть какие-то значимые связи. Мой отец почти всю свою взрослую жизнь находился в ссоре со своими братьями и сёстрами из-за наследства своей матери – точнее, из-за манеры, которой моя бабушка решила разделить деньги между своими детьми, дав каждому из них одинаковую сумму и не дав моему отцу – как старшему сыну – ни гроша больше. Стоит ли удивляться, что мои кузены – как следствие этой ссоры – всю мою жизнь поддерживали со мной шапочное знакомство, не вступая со мной в длительные переписки и удостаивая меня холодным кивком головы в тех случаях, когда мы встречались с ними в городе или на светских собраниях. Разбогатев, отец, однако, не поспешил писать примирительные письма своим братьям и сёстрам, которым уже успел отправить не одно разгорячённое послание об их неблагодарности, нежелании делиться и неуважении старшинства и семейных традиций. Нет, он не сделал ничего подобного: он просто-напросто гордо засел в своём поместье и стал с удовлетворительным презрением смотреть на всех своих родственников, не отвечая на их редкие письма и с особенным удовольствием смеясь над просьбами о помощи тех из них, кто каким-то образом (вследствие ли неудачи или рискованной авантюры) лишился большей части своих накоплений.
Мой отец умер за пару недель до того, как мне исполнилось восемнадцать лет. Несмотря на то, что болезнь забрала его настолько поспешно, насколько, как нам казалось, это вообще можно было сделать, удар от его скоропостижной смерти не пришёл один: вслед за ним пришёл другой – об истинном состоянии наших финансовых дел. Управляющий имением и поверенный отца – наш старый и добрый друг – собрал нас в кабинете покойного, чтобы рассказать пугающую правду: у отца было пагубное пристрастие к азарту; оказалось, что он постоянно играл и проиграл не только весь наш доход, но и ушёл в серьёзные долги, заложив и нашу городскую квартиру, и наше основное имение.
