Капли после ночного дождя отражают первые лучи солнца. Чувствую запах мокрой травы и земли. Ноги ощущают прохладу нового утра.
Я иду к своему огородику, рву мяту для свежего чая, а по пути и дикие одуванчики. Еды обычно мало – в основном только то, что выращу сама, ведь в деревню путь мне заказан. Да и к чем туда ходить? Живу одна, многого не надо, а чай и мыло приносят те, кому нужна помощь. Я и в деревне была дикаркой, всегда мечтая о жизни в лесу, и не веря, что эти фантазии воплотятся в реальность.
Вот он － мой дом, мой лес, удивительный и прекрасный. Знакомые тропки пересекаются с неизведанными, манящими приключениями. Дикие ягоды, орехи и грибы, утоляющие мой голод. А сколько трав… Душица, можжевельник, зверобой, лапчатка… И из соседей только птицы да зверьё. Правда, стоит опасаться медведя, но если знать, где косолапый обитает, то и переживать не о чем.
Вот и вода уже вскипела. Я наливаю заварку, кипяток, добавляю сахару и осторожно дую, грея руки о чашку. Запах мяты как всегда напоминает о старом доме, бабе Тихомире. Из моих глаз текут слезы, образуя два соленных ручейка. Конечно, это произошло совсем недавно, месяца три назад, но мне с трудом верится, что когда-нибудь станет легче.
Но день не ждет, я принимаюсь за работу. Подкидываю в печку дровишки, варю кашу на день, работа в огородике… Птицы уже проснулись и вовсю трезвонят свои песенки, скрашивая моё одиночество. Невольно вспоминаю о прежних соседях. Хоть и не любили они мое семейство, а все же приятно знать, что рядом есть люди.
Слышу позади треск ветвей и шорох листвы. На поляну выходит старушка, поддерживая грузного прихрамывающего мужчину.
– Милославка, Милославка, помоги…
Уже не слушаю, завожу в хижину, сажу на стул и подворачиваю порты. Рана глубокая, темно-красная кровь сочится густым потоком. Промываю рану водой, туго обвязываю ногу под коленом куском ткани и под порывистые крики обрабатываю рану спиртом.
– Потерпи, потерпи, Моесил…
– Да, и не такое бывало – сквозь зубы процеживает Моесил, перебивая меня. Верно храбрится перед матерью.
Беру иглу и нить и только сажусь за дело, слышу просьбу о спиртном. Сама ни я, на баба Тихомира не пили, но для таких случаев всегда держали бутыль водки или самогона. Вот только у меня не было времени взять все мои припасы, когда бежала сюда.
– Все в доме. Другой раз трижды подумайте, а потом уж плюйте в колодец.
Вижу недовольный взгляд Инны. Моесил зажимает зубы от боли.
– Вот это и будет нашей платой. Может еще что надо принести?
Даю немного спирта Моесилу и начиная зашивать рану. Глубокая, аж до кости, заживать долго будет. Но во мне уже рождается новое чувство – радость и нетерпение. Вспоминаю, что осталось в избе, что бы попросить, что так нужно…
– Посмотри засушенные травы. Они подвешены к потолку по всей избе. Объяснять какие не буду, все равно наврятли разберешь. Просто принеси, сколько сможешь. Еще бы бинтов и ваты, мыла…
Недовольные взгляды Иннушки говорят сами за себя. А ведь это для целительства только. Потом опять кто придет, а нужного нет… Что ж, видно, такова природа человека, думать только о настоящем моменте, о себе. Может еще вспомнят о родных, друзьях, соседях, но многие ли бросаются помогать незнакомым? А о врагах уже можно и не говорить. Хотя вроде почему, ведь тоже люди, живые, нуждающиеся… Да и как можно заводить врагов в своем роде, человеческом. Разве зверье будет просто смотреть на мучения себе подобного? Конечно, не стоит ждать от зверя разумной помощи, но на то Бог и дал человеку ум.
– Сколько уж не сложно будет захвати, прошу. Мои запасы уже кончаются, а в лесу бинты не растут. А травы мы с бабой Тихомирой годами собираем и засушиваем, часть из них не каждый раз найдешь, не в любом лесу. Ох, Моесил, рана твоя уж очень глубока. Придется время от времени перевязывать, обрабатывать. Да еще и швы снимать, как заживет, а заживать долго ей, ведь до кости! И работать тебе по меньше следует, так быстрее срастется.
– Да куда поменьше? Сама знаешь, работать надо, кто семью кормить будет?
Это верно, в деревне хоть и плодородна земля, да что толку, коль работников раз два и обсчелся? А у Русых так вообще вся семья из баб – две сестры, стары девы, жена Моесила, рожающая одних девок, да старуха мать. От женщин в поле не много пользы, а кормиться всем надо.
Обрабатываю еще раз уже зашитую рану, обкладываю ватой, перевязываю тканью… Бинт еще есть, да только такого кусочка не хватит и пол ноги обернуть крепкого мужика. Да и может заметят мою нехватку в этом, принесут. Хотя стоит надеяться, чтоб вообще не забыли заглянуть да оплатить мою работу. На деревне бывало так порой, а как я в лес убежала, так и вовсе зачастили забывать о нашем негласном договоре. Я бы пришла, потребовала свое, да только обещала, больше против наставлений бабы Тихомиры не пойду.
– Мало будет – в лесу найдём, – вспоминаются слова бабки Тихомиры, – лес нам никогда не откажет. Помни, твое имя – славная милостью. Да и как будешь потом перед Боженькой стоять? Что скажешь? Он дал тебе великий дар врачевания, так используй его для блага людского.
К глазам опять подступает влага. Вот оно как бывает, обещание себе дала, что буду сильной, а за один день уже второй раз умываюсь слезами.
– Ну вот, как новенькая. А Вы, Иннушка, заглядывайте, коли время будет, да девчонок приводите. Я их целительству обучу, пока молоды. У меня то свои детки вряд ли будут…
– И потому моих внучек хошь испоганить? – Уже сердится Инна. – Тебя никто в жены не возьмет, понятно: кому нужна ведьма? И моих девочек хошь позорить? Знай, сиди в своей лачуге да людей добрых лечи, а коли нос из леса высунешь, гляди, Милослава, погоним и дальше. Лес то около нашей деревни, так, значит, и принадлежит нам!
Еще кричала Инна, уводя под руку Моесила, да только я не слышала ее слов. В голове лишь одно – ведьма. И вроде, что обижаться, ведь и правда похожа. Живу в избушке по среди леса, собираю целебные травы, чудом людей вытаскиваю. Как объяснить простому люду, не во мне эти силы, не змей поганый их дал. Это травы все, что Бог наш растит на земле, это знания, что передаются в нашей семье. Была в моем роду, как рассказывала мне баба Тихомира, боярыня. И ясное дело, обучена она была разным премудростям иностранными учителями, знала много-много, а особенно нравилось ей травы изучать, даже книжку написала про них. Вот только не может быть все тихо-мирно, и влюбилась она в молодого крепостного. Строгий отец ни за что не одобрил бы такой брак, а потому одной темной ночью выбралась она через окно и сбежала с любимым. Да только оказалось, не любовь это вовсе была, и когда «кавалер» смекнул, что отец не ищет блудну дочь, бросил беременную в лесу да сбежал. Воротилась к отцу девушка, да только кому нужна беременная от крестьянина дочь? Уж точно не знатной семье. Выгнал отец со двора дочку, не смог простить оскарбление своей персоне. Уж лучше наговорить про смерть от болезни, устроить похороны пустого гроба, лишь бы не опускать родовое достоинство в свете, марать благородную фамилию. Девушка еще раз ходила в отчий дом, да только не прощения просить. Взяла побольше книг, попрощалась с крепостными и отправилась куда глаза глядят. А глаза ее привели в нашу деревеньку, где и пришлось разродиться в доме одной доброй бездетной вдовы. Вдова пожалела молодую мать и оставила у себя. С тех пор и живет мой род в этой деревне, передавая знания из поколения в поколение. Вернее жил, до этой весны…
