– Следуйте моему примеру, мисс Рук, – сказал Джекаби, стуча в богато украшенную дверь дома 1206 по Кэмпбелл-стрит.
Будь мой работодатель обычным частным детективом, его приказание показалось бы вполне обыденным, даже банальным, но за то время, что успела поработать его ассистентом, я поняла, что назвать Джекаби обыкновенным уж никак нельзя. «Следовать его примеру» означало отказаться от привычных взглядов и согласиться с тем, что имеет довольно расплывчатое отношение к реальности.
Передо мной стоял высокий худощавый мужчина в длинном коричневом пальто, некогда дорогом и роскошном, но ныне изрядно поношенном, с бесчисленными карманами внутри и снаружи, в которых постоянно что-то звенело, бряцало и шуршало – по его собственным уверениям, все это были инструменты и вещицы, необходимые ему в работе. На шее у него красовался длинный шарф, концы которого подметали камни мостовой при ходьбе.
Но самый вызывающий предмет одежды возвышался поверх копны непослушных волос – шапочка Джекаби, это вязаное чудище, представлявшее собой хаотичное переплетение нитей самых неожиданных цветов. Эти оттенки совершенно не сочетались с цветом его шарфа, да и с пальто – тоже. Они даже не сочетались друг с другом. Эта шапочка казалась не подходящей ни к чему, даже когда висела на вешалке одна, сама по себе.
Впрочем, я бы не назвала Джекаби непривлекательным. Он старался регулярно бриться, и от него всегда пахло чем-то вроде клевера и корицы. В аккуратном костюме и при галстуке некоторым девушкам он, пожалуй, даже понравился бы, но в своей повседневной любимой одежде выглядел совершенно ненормальным. Как он не забывал мне напоминать, «внешность – это еще не все», но, на мой взгляд, она тоже играет немалую роль. Однако такой уж он был человек. Если мой шеф увлекался какой-то одной мыслью или идеей, все остальное переставало для него существовать.
В любом случае открывшая нам дверь женщина, казалось, была сильно поглощена своими собственными мыслями и заботами, чтобы обращать внимание на нелепые головные уборы. Мы переступили порог и оказались в элегантно обставленной гостиной, походившей на комнаты в величественных английских особняках, по которым меня в детстве водила мать. Отец мой был исследователем и естествоиспытателем – возможно, вам даже знакомо имя Дэниела Рука, – но мать превыше всего ставила традиции и приличные манеры. Не стесняясь пользоваться репутацией отца, она добывала себе приглашения на бесчисленные лондонские званые вечера, на которые брала меня с собой в надежде, что я проникнусь их атмосферой и захочу стать истинной леди. Но мне же от этого, напротив, еще сильнее хотелось сбежать из города, чтобы копаться в грязи, как отец.
В каком-то смысле в Новой Англии не было ничего нового. Пригласившая нас войти женщина прекрасно вписалась бы в социальный круг моей матери. Представившись как Флоренс Бомон, она предложила нам раздеться. Джекаби любезно отказался за нас обоих, что мне слегка не понравилось, поскольку царившая в доме жара представляла собой разительный контраст с холодным воздухом снаружи. Пришедшая в Нью-Фидлем весна 1892 года еще не успела прогнать из города зимние ветра.
Миссис Бомон подвела нас к небольшой нише у дальней стены комнаты, где на куче одеял лежал маленький розовый ошейник с колокольчиком, а рядом на кружевных салфеточках стояли две серебряные миски. В одной из них виднелось нечто вроде остатков тунца, а другая была наполнена водой, в которой посреди клочков кошачьей шерсти плавала рыба – очень крупная, длиной с посудину. Было заметно, что рыбе неудобно находиться в таком тесном пространстве.
Джекаби пригнулся, уперся руками в колени и внимательно присмотрелся, наблюдая за тем, как крутится рыба, и изучая ее движения. Затем он взял прилипший к краю миски мокрый клочок шерсти, понюхал его, попробовал на вкус и погрузил куда-то в глубины своего пальто.
Я вынула маленькую черную записную книжку, которую Джекаби подарил мне в честь завершения нашего первого дела, стараясь держать ее так, чтобы миссис Бомон не видела, что я до сих пор не заполнила и первую страницу.
– В вашей записке вы сообщали о больной кошке, верно? – обратилась я к ней, пока детектив водил пальцем по липким остаткам еды в другой миске. – Я уверена, мистер Джекаби захотел бы осмотреть животное.
Губы женщины задрожали.
– Миссис Н-н-непоседа…
– Да, и где же миссис Непоседа находится в настоящее время?
Миссис Бомон попыталась ответить, но у нее из горла вырвалось только сдавленное рыдание, которое я не смогла растолковать. Она показала на нишу.
Джекаби встал.
– Миссис Непоседа – это рыба, не так ли?
Женщина снова кивнула.
– Только с недавних пор, – добавила она, всхлипывая.
– Понятно, – сказал Джекаби.
Его банальный ответ, высказанный самым обычным тоном, казалось, прорвал какую-то плотину внутри женщины.
– Вы, должно быть, думаете, что я сошла с ума! Я не знала, к кому обратиться, но на моих вечерах иногда упоминалось ваше имя. Я принимаю гостей, знаете ли, очень известных лиц: на прошлой неделе, например, у меня пил чай мэр Спейд. Некоторые из них говорили о том, что вы профессионально занимаетесь делами, которые имеют… скажем так, иной характер.
– Мягко говоря, – вставила я.
– Приятно слышать, что я пользуюсь столь высокой репутацией, мадам, – сказал Джекаби, вновь обращая взор на большую рыбу в маленькой миске.
– Ах, я бы не назвала это репутацией, – добавила женщина. – Скорее, случайные упоминания в ходе беседы.
– Ну что ж, мило, мило. – Внимание Джекаби снова было поглощено предметом расследования.
Он опустился на четвереньки, разглядывая одеяла.
– Я всегда так заботилась о миссис Непоседе, – продолжала хозяйка. – Расчесывала ей шерстку, умывала, покупала самый дорогой кошачий корм. Иногда даже заказывала свежую рыбу в «Чандлерс-Маркет». Поначалу я думала, что ей немного нездоровится в силу ее… положения. Но потом у нее начала отрастать чешуя… и вот… – Миссис Бомон снова не сдержалась, голос ее дрогнул и перескочил на пару октав вверх.
– В силу ее положения? – спросила я, чтобы направить разговор в деловое русло. – Какого положения, миссис Бомон?
– Она была беременна, – ответил Джекаби вместо миссис Бомон.
Женщина кивнула.
– Как вы об этом узнали? – спросила я.
