Глен Кук - Коварное бронзовое тщеславие

– Любовь засасывает.

– Если ты вампир. – Сбросив покрывала, Страфа нырнула к стратегической точке на моей шее. При одной угрозе щекотки я перехожу в психованный защитный режим.

Страфа со смехом отскочила и села, в ее глазах цвета портера блеснули золотые искры. Честное предупреждение! Беги, Гаррет, беги! Спасай свой разум!

– Ты голая, – сообщил я, будучи опытным наблюдателем.

– В постели я всегда голая.

– Знаю. Но теперь я официально это заметил.

– Ах ты, развратник! Я вижу, как много ты заметил. Это все в мою честь?

Крякнув, я попытался натянуть на себя простыню.

– Потому-то я это и делаю, – рассмеялась она.

Точно. Чтобы я заметил. И все закрутилось. Настоящим дьяволицам, безусловно, идет отсутствие одежды.

Страфа настолько близка к идеальной женщине, насколько может себе представить этот потрепанный жизнью бывший морской пехотинец. Она красива. Неизменно весела. Готова на любую авантюру. С ней мне весело. Вокруг нее – тоже. Она даже богата. Чего еще может пожелать мужчина?

Ну, например, более приятных родственников.

Страфа Альгарда богата, потому что она – Бегущая По Ветру, Поток Яростного Света, одна из главных чародеек Танфера. Она обладает колоссальным, ужасным могуществом, которое ее практически не интересует. Что до членов семьи Страфы… Это другое дело. Совершенно другое. Все они – странные, зловещие личности. И я вот-вот вольюсь в их ряды.

Я кинулся вперед, щекоча Страфу. Она залилась смехом.

– Отвлекай меня, сколько душе угодно, но нам все равно придется навестить бабушку.

– Я задержу тебя тут на весь день.

– Хвастун. Прибереги свою прыть до завтра. А сейчас…

Сейчас время почти вышло. И даже Поток Яростного Света не отваживалась заставить ждать Метательницу Теней, поэтому вскоре мы уже начали бесконечный, но слишком короткий подъем длиной в два квартала к дому Бабули.

Дверь нам открыла дочь Страфы, Кивенс. Кивенс очень похожа на отца. Не стройная и красивая, как мать. И рядом с матерью эта шестнадцатилетняя девчонка ведет себя как пятидесятилетняя матрона.

– Мама! Вы двое хуже хорьков в клетке. Вы старые! Нельзя хотя бы сделать вид, что вы ведете себя прилично?

Определение слова «старый» зависит от точки зрения. Страфе тридцать один, что подразумевает любопытную математику поколений. Я не обращаю на это внимания. Я не обращаю внимания на странности Альгард до той степени, до которой они мне это позволяют.

Я держал рот на замке. Стоит хоть пальцем влезть в спор между дочкой и мамой, как тебе оторвут всю руку, поколотят ею и заставят съесть.

Да. Семья была обратной стороной помолвки с самой чудесной, изумительной, очаровательной и любящей женщиной в мире. Родственники непременно шли в комплекте.

Мы с Кивенс неплохо ладим, когда ее матери нет поблизости. Когда рядом нет Кивенс и Страфы, я неплохо лажу с их отцом. Барат – умный мужик. Он всерьез считает, что я – лучшее, что могло случиться со Страфой; правда, так было не всегда.

С бабушкой, Метательницей Теней, не ладит никто.

Она трудится над своей репутацией, не покладая рук. Однако меня уверяют, что она обо мне хорошего мнения. Насколько это вообще возможно, с учетом того, что она Метательница Теней. Самое главное мое достоинство заключается в том, что я хочу превратить ее засидевшуюся в девках внучку в честную женщину.

– В каком она настроении?.. – спросила Страфа Кивенс. – Ну конечно. Как обычно. Глупый вопрос.

– В плохом. Но не из-за нас, в кои-то веки.

Подобно большинству наиболее свирепых пользователей магии, живших на Холме, Констанция Альгарда, также известная как Метательница Теней, обитала в огромном, мрачном, темном особняке, выглядящем так, словно даже упыри и кладбищенские призраки покинули его более двухсот лет назад. Череда мрачных жильцов снабдила особняк дурными запахами, жуткой пылью, пауками и паутиной, а также кучами всевозможного мусора. Метательница Теней не славилась своей хозяйственностью. И ничуть не напоминала низенькую, толстенькую, розовощекую бабулю.

На самом деле большинство запахов существовало только в моем воображении, но Метательница Теней закрепила их там – с широкой, мерзкой, злобной ухмылкой. В качестве напоминания, сказала она, не уточнив, что имеет в виду. В ее доме я постоянно ощущал вонь гниющей плоти. Стены словно сочились ею.

Никто больше ее не чувствовал.

– Она так поступает, потому что ей не все равно, – объяснила Страфа. – Спорим, она уберет запах после свадьбы?

Ее огромные голубые глаза лучились оптимизмом самообмана.

Я пожал плечами и смирился. Такова цена билета в рай.

Кивенс велела нам следовать за ней и ныла всю дорогу к комнате, где ждала Метательница Теней. Только там на лице девчонки мелькнула искренняя улыбка.

Кивенс любит бабушку, хотя я ни разу не слышал от нее доброго слова о старой карге.

Я вздрогнул. Страфа пискнула. Она тоже удивилась.

Метательница Теней была не одна.

Я ни разу не заходил в эту комнату. Она оказалась просторной, удобной и наиболее цивилизованной из всех, что я до сих пор видел в личной преисподней Метательницы. Ни одного орудия пытки, ни одной жертвы. Богатые ковры и гобелены, большие, удивительно уютные кресла, массивная мебель. Огонь восторженно ревел в камине за спиной Бабули, которая пребывала уже в том возрасте, когда веришь, что тебе все время холодно. Пара слуг в ливреях обслуживала гостей. Я узнал Барата, моего будущего тестя, наполовину утонувшего в гигантском кресле. Когда мы вошли, он подносил к губам чашку из костяного фарфора.

Его отношения с матерью были не менее запутаны, чем отношения Кивенс со Страфой. Каждое движение Барата выражало насмешку над необычным стремлением матушки к соблюдению приличий.

В комнате находились еще три человека. Все старше меня. Двое – старше Барата, а может, и самой Метательницы Теней. Я их не знал. В отличие от Страфы, которая тихо, изумленно ахнула.

– Это хорошо или плохо? – прошептал я.

Ее дрожащая правая рука скользнула в мою левую.

– Все вместе.

Поджарый лысеющий мужчина шести футов ростом стоял в паре шагов слева от Метательницы Теней. В руке он тоже держал фарфоровую чашку. Аристократическая внешность, но одежда повседневная. Такой не привлечет внимания на улице.

Неподалеку, словно ища у него поддержки, но стараясь не проявлять интереса, расположилась женщина, которой давно перевалило за тридцать, несмотря на все ее высокохудожественные усилия это опровергнуть. Высокая и тощая, почти костлявая, также облаченная в неброский, но явно дорогой наряд. Я сразу подумал, что на голове у нее должен быть седой ежик, а не развевающиеся во все стороны света каштановые кудри.