В отличие от благородных титулованных родов, которых история или молва наградили стройным фамильным древом, мне приходится довольствоваться несколькими разрозненными кустами, чьи корни, однако, уходят в столь темные глубины, что остается только гадать: из какого амбициозного семени разрослось это многообразие этносов, верований и профессий.
Ареал всего лишь пяти поколений охватывает почти всю Евразию. Кто занимался геологической разведкой на крайнем севере России, кто координировал поставки зерна на ее бескрайнем юге, кто гонял басмачей по всей Средней Азии, кто нажился во времена НЭПа и чудом спасся в тридцатых, кто занимался инженерными расчетами для Каракумского канала, кто помогал немецким музыкантам бежать из ГДР, кто всю жизнь изучал каббалу в Лиссабоне.
Я не удивился, когда один конченый энтузиаст историко-архивных раскопок обнаружил среди моих далеких предков – кого бы вы думали? – персидских халдеев. Я прозрачно намекнул архивариусу, что даже самые могущественные маги востока не помогут мне получить израильское гражданство. Намек, увы, понят не был.
Бесспорно, биографическое интервью любого моего родственника могло бы стать хитом современной журналистики. По-настоящему ценные страницы семейного предания писались во времена смутные, в краях диковатых и опасных.
Отец моей двоюродной бабки всю молодость умело лавировал между красными и белыми, выполняя всякие мелкие поручения. Там, где одного безоружного человека было мало, а вооруженного отряда – много, N приходился как нельзя лучше. Посторожить склад, сопроводить дочку комдива до соседнего города, выследить воришку зерна или стащить пару мешков того же зерна. Репутация исполнительного и в меру честного лиходея играла N на руку – работы всегда хватало, а за собственную шкуру он дрожал чуть меньше, чем все остальные.
Окончательное и безоговорочное уважение N заработал внезапно, после выполнения примитивного, казалось бы, задания. Был в одном туркменском селе большой склад, где красноармейцы хранили оружие. Басмачи, пронюхав о таком сокровище, потянулись со всех окрестных поселений. Но – вот странность! – ни одного успешного ограбления эти местные ассасины так и не совершили. Пропадали, не дойдя двух дворов до заветного амбара. Будучи по природе и профессии суеверными, разбойники плюнули на свою затею и пошли дальше на северо-запад, пускать под откос идущие в Кара-Богаз поезда.
Но безопасность и материализм – прежде всего. Прогнав остатки беляков, коммунисты решили разобраться с суеверными слухами, которые ходили, летали и бегали вокруг оружейного склада. Виданное ли дело, жители покидают насиженные места! Из Петрограда четко приказали: укрупнять сельское хозяйство! Что это за самоволочки тут? Но бородачи уперлись: боимся, мол, амбарного бабая. Комиссар возмутился – бабайкой только детей пугать. Дошло бы до показательных расстрелов, да только N здесь вовремя вмешался. Объяснил комиссару, что бабай – это по-местному «дедушка». Стало быть, амбар раньше принадлежал уважаемому роду, вот старики и ворчат.
Всякая инициатива наказуема. Вот N и поручили сторожить склад. Заткнув за пояс топорик и наган, прихватив ломоть солонины и горсть крепкого зеленого чая, позвякивая стальными яйцами так, что местные с уважением смотрели вслед, N двинулся к наблюдательному пункту. Скромную заброшенную мазанку N заприметил еще за неделю до дежурства.
Как и другие окрестные дома, мазанка была покинута хозяевами. Не брошена, а именно покинута: все ее скромное убранство ждало возвращения жильцов из безвременной отлучки. Отсюда были видны двери амбара, запертые на большой ржавый замок. Ключ новоиспеченному часовому не полагался. Гораздо важнее обзора была слышимость. Степная ночь, абсолютно прозрачная для посторонних звуков, выдала бы любого воришку с потрохами, даже опытного басмача.
Ползли часы, долгие и монотонные. Тишина из трепетной помощницы превращалась в навязчивого тур-агента, втюхивающего путевки в царство снов. Запас крепкого чая быстро истощался. Снова разводить огонь ради новой заварки не хотелось. Небо светлело, пряча от смертного взора звездные дворцы древних. Решив, что в такое время грабители уже не сунутся, N прогулялся по соседним дворам. В каждом – пустая собачья будка. В Средней Азии без собаки жить опасно. Псы хорошо чувствуют частые землетрясения и предупреждают хозяев жалобным протяжным воем.
Потянуло крепким табачным дымом. N повернулся против направления ветра. У поваленной изгороди сидел дедок и, кряхтя от удовольствия, курил длинную трубку. Дедок зарос волосами и бородой настолько, что лица его было толком не разглядеть. Только сверкали из-под седых косм узкие, с хитрым прищуром, глаза.
– Промышляешь, товарищ? – прокашлявшись, спросил единственный в округе абориген.
– Сторожу, дедушка, – честно ответил N.
– А, ну это хорошо. Сторожи, сторожи. Я вот тоже сторожу. Кости свои сторожу.
Довольный своей шуточкой, старичок разразился каркающим смехом и едва не скатился со своего возвышения. «Недолго ему осталось» – подумал N.
– Недолго мне осталось, – ехидно согласился дед. – Вот я и решил поближе к дому держаться.
– А почему люди отсюда ушли?
– Хех, а кто бы в здравом уме не ушел?
– Неужто большевиков испугались?
– Насмешил! – дедулька выдал новую порцию смеха и кашля. – Чего мы, человека с ружьем не видели? А вот, чтобы за ночь все собаки сбежали – такого на нашем веку не было.
– Как сбежали? Они ж на цепи сидят, нет?
– Эх, товарищ молодой, собаки они только с виду дурные и брехливые. Ежели настоящий зверь захочет вырваться, то никакая цепь не удержит.
Сделав последнюю затяжку, старичок привстал и с неожиданной прытью скрылся в доме. «Надо осторожнее тут. Вдруг ряженый!» – подумал N и вернулся к сторожке.
У задней стены дома обнаружились и глиняная печь, и запас бурдюков с водой, и мешок старой муки. Испечь пару тонких лепешек для любого, кто прожил в Туркмении хотя бы месяц – не проблема, поэтому довольствоваться одной лишь солониной не пришлось. Обед, о котором в осажденном Царицыне могли только мечтать! Все-таки бывают ситуации, когда лучше держаться подальше от родной земли. N аккуратно спрятал в мешок запас съестного и закопал тут же, в холодном глиняном полу. Должно хватить еще на пару дней.
Вскипятив в чайнике воду, засыпав свежий чай и оставив завариваться до вечера, N наконец-то прилег на узкий топчан и сам не заметил, как уснул. Во сне он снова бродил по деревне, где на сей раз кипела жизнь. Ему удалось обойти каждый двор и душевно пообщаться с жителями. Проснулся N уже на закате и с неудовольствием вспомнил, что во сне все деревенские обитатели бегали на четвереньках и не то лаяли, не то смеялись, не то кашляли.
