Василий Чибисов - Пустота порождающая

Пустота пронизывает бытие. Наблюдаемая вселенная практически пуста. Одинокие звезды разделены верстами космической пустоты. Атомы наполнены пустотой. Между электронами и ядром пролегает пустыня. И само ядро пусто, ибо состоит из сплетенных в хроматические узлы кварков. И электрон есть летящее в пустоте облако вероятностей.

Вселенная состоит из пустоты. Пустота управляет вселенной. Пустота древнее сотворившего её бога. Пустота манит, но ревностно охраняет свои рубежи. Порождая пары виртуальных частиц, незримый страж именем Казимир сминает зеркальные тела храбрых наноразведчиков.

Ты чувствуешь могущество пустоты. Ты очарован пустотой. Не свет далеких звезд манит тебя в космос, но безысходная неизвестность, лежащая за горизонтом событий черной дыры.

Бессознательное – великий мифотворец. Бессознательное плетет ассоциативные узоры из смутных ощущений, ярких образов, случайных мыслей, забытых воспоминаний. Бессознательное может соединить любые абсолютно чуждые друг другу представления. Там, где сознание устанавливает жесткие ограничения на отношения между психическими элементами, бессознательное разрешает любые сомнительные и странные союзы. Зачем? Чтобы унять тревогу, сохранить ценные воспоминания, удержать запретные влечения в вытесненном состоянии, заземлить излишки либидо. И просто потому, что может.

Бессознательное говорит языком мифов, аллегорий, намеков, парадоксов. Иносказаниями и сказками бессознательное объясняет человеку устройство мира, ставит сверхзадачу, устанавливает запреты. Миф о похищении огня, сказания о семейных склоках олимпийских богов, эпос о великих героях и ужасных чудовищах, мечты о бессмертии, предупреждение о потерянном рае, топография бермудских треугольников и долин смерти – любое творение бессознательного имеет свои корни, свое назначение, помогает или предупреждает. Лишь один миф бессознательное творит не для человека, не для его притупленного сознания, но для себя самого, в напрасной попытке обрести иллюзию покоя – миф о пустоте.

У каждого мифа есть ядро – базовое зашифрованное содержание, первично вытесненная композиция представлений, от которого разбегаются нити ассоциаций и символов. У мифа о пустоте нет содержания. Его ядро непредставимо, пусто и бессодержательно, словно Оно. В полумраке бессознательного сияет черное солнце пустоты, излучая абсолютную тьму. Тьма эта не сводится к отрицанию, покою, отсутствию. Тьма чревата предчувствиями, тревогой, таинственными звуками и поступью вечно возвращающегося черного странника. Любой давно забытый мертвый образ обретает зловещую вторую жизнь, стоит лучам пустоты коснуться его.

Бессознательное оплетает источник черного света нитями сюжетов, страхов, богословских теорий, ритуалов и покрывающих воспоминаний. Мифы о пустоте образуют плотный кокон вокруг непредставимого поляриса. И каждый такой миф способен очаровать и испугать собеседника, не считаясь ни с его личной историей, ни с его культурной принадлежностью. И уже непонятно, кто является автором пустого мифа: коллективное бессознательное этноса, психика отдельного человека, врожденный универсальный механизм? А может, сама пустота творит миф о себе? Как бы то ни было, господствующие в одной культуре мифы пустоты находят понимание и аффектный отклик в любой другой культуре. Такой универсальностью не может похвастаться никакая иная группа мифов. Какими бы древними ни были архетипы, лежащие в основе сказки или страшной истории, вам часто требуется погрузить слушателя из другой культуры в ваш культурный контекст. И лишь потом, когда собеседник поймет значения базовых символов вашей культуры, он сможет оценить глубину вашего мифа и найти эквивалентный миф в своей культуре. Мифы пустоты не нуждаются в герменевтике. Они отзываются безусловным резонансом в бессознательном любого слушателя или читателя. У психики нет блокирующего механизма против этого первозданного ужаса. Ибо какие стены остановят пустоту?

У каждой группы мифов есть свой аффектный фон – те эмоции, которые текст мифа вызывает в человеке вне зависимости от степени понимания сюжета мифа. У представителя другой культуры эмоциональный отклик может быть значительно ниже, но мифы пустоты не замечают культурных барьеров.

Мифы пустоты пропитаны смутным ожиданием, пульсирующим беспредметным страхом. Можно назвать эти эмоции священным трепетом, но здесь нет святости, нет здесь и дерзкого богохульства. Нет никакого представимого или выразимого чувства. Это особый вид аффекта. Обычный аффект подобен молнии, дрожащей тетиве. Но аффекты вокруг пустоты подобны нулевым колебаниям вакуума. Их рокот лежит за пределами восприятия даже наиболее глубоких слоев бессознательного. Лишь раз в столетие в абсолютно безветренную ночь пробежит на границе лунной дорожки легкая рябь. И старый рыбак, привыкший промышлять в самый грозный шторм, краем глаза заметив это движение, в ужасе бросит улов и снасти, спеша увести утлую лодчонку к берегу.

То дрожат на низких вибрациях защитные сети бессознательного в страхе перед тем, кого они скрывают от любопытной психеи. Этому страху не суждено разрешиться, у этого страха нет и не может быть представимого предмета. Но и тревогой это состояние назвать нельзя, ибо тревога определенно беспредметна и может найти выход в опредмечивании, сублимации, агрессии. Страх пустоты предметен, поэтому не может опредметиться. Предмет его непредставим, поэтому не может быть разложен на составляющие или смещен на нечто представимое.

Психические процессы содержат в своей основе потоки либидо от одного представления к другому. Множество обменивающихся энергией представлений составляет всю сложную жизнь психический влечений. Когда человеку субъективно страшно, страх испытывает не вся психика, но некоторые отдельные представления. Источник страха не является внешним для психики – это лишь группа представлений, отражающих образ и свойства преследователя. Две группы представлений обмениваются либидо, притом неравнозначно. Группа, от которой исходит либидо, представляет преследователя. Группа, которая вынуждена безответно получать либидо, представляет жертву. Пока одна часть психики дрожит в страхе, другая ликует.