– О чем мечтаешь, Ева? – добродушно улыбнулся сидящий за рабочим столом у окна пожилой мужчина.
Девушка встрепенулась и зарделась.
– Бывает же такое, совсем забыла, что я на работе! – она слегка покачала головой, со смущением признавая свою оплошность. – Петр Карлович, Вы не волнуйтесь, готовые документы я уже передала на отправку в канцелярию.
– Я и не волнуюсь, ты у меня умница и к тому же красавица, – немедленно откликнулся Петр Карлович и лукаво бросил взгляд на девушку, – И куда только смотрят представители доблестного мужского рода, не понимаю! – в деланном возмущении воздел он руки.
В ответ Ева весело рассмеялась.
– Если Вы не понимаете, куда смотрят эти ваши «представители», торопясь по своим неотложным делам, – кокетливо пожав плечиками, проворковала она, – то я Вам объясню: под ноги, конечно, Петр Карлович, куда же им еще смотреть!
Петр Карлович оживился и, игриво подмигнув девушке, приготовился продолжить занимательный разговор. Но тут в кабинет, словно пава, вплыла особа средних лет с кислым выражением лица.
– Все веселитесь! – раздался с порога ее писклявый голос.
– Милочка! Сегодня мы отменно поработали и заслужили небольшой перерыв, – словно оправдываясь, миролюбиво забубнил Петр Карлович.
– Я Вам не милочка! – взвизгнула пава, бесцеремонно его прерывая. – Для Вас я Нина Петровна, и не только Вы сегодня работали, заметьте, другие не менее заняты, но не имеют привычку постоянно ставить себе это в заслугу!
Поджав губы, Нина Петровна раздраженно бросила на стол Евы стопку листков.
– Совсем замоталась из-за ваших бумаг, – со злобой прошипела она и демонстративно вышла, не слишком тихо прикрыв за собой дверь.
– Вот курица! – натянуто улыбнулась Ева и неожиданно набросилась на своего соседа. – Петр Карлович, почему Вы допускаете, чтобы с Вами разговаривала в подобном тоне эта безмозглая, мокрая курица? Почему?
– Дружочек, словосочетание «безмозглая курица» следует произносить просто как «курица», ибо оно одно уже предполагает отсутствие мозгов, – попробовал невесело отшутиться Петр Карлович.
Но девушка не унималась.
– Все равно, я не понимаю! Вы, человек с ученым званием, позволяете так вести себя людям, которые и ногтя Вашего не стоят, не понимаю! – Ева недоуменно пожала плечами. – И ведь если бы это было в первый раз! «Курица» и несколько ей подобных экземпляров пользуются Вашей воспитанностью и деликатностью, чтобы безнаказанно изливать свою желчь ежедневно, ежечасно…
– Девочка моя, успокойся! – по-стариковски сгорбившись за рабочим столом, мягко проговорил Петр Карлович. – Не стоит ничтожным людям уделять столько внимания. Они, право, не заслуживают этого, поверь мне.
Помолчав немного, он добавил:
– А теперь, пожалуй, займемся работой. Вон, сколько документов принесли.
Весь оставшийся день прошел в обычном трудовом ритме. Торопливо покидая здание родного Института проектно-изыскательных работ в надежде успеть на шестичасовой автобус, Еве пришлось выдержать на себе перекрестный обстрел явно негодующих взглядов из намеренно приоткрытой двери приемной, где восседала пава и ее наперсница, женщина неопределенного возраста с одутловатым лицом и звучной фамилией Качнева. Хотя это и не было оговорено должностными обязанностями, видимо, из самых «лучших» побуждений, эти особы считали своим долгом отслеживать в конце рабочего дня уход многочисленной вереницы сотрудников. В итоге тот, кто рискнул покинуть рабочее место на пару минут раньше положенного времени, неизменно попадал в их черный список, который каждое утро следующего дня ложился на стол директору.
С гордо поднятой головой Ева прошествовала мимо вражеского поста. Сбегая по лестнице, она заметила, как шедший позади молодой человек в коричневой короткой дубленке со словами, произнесенными вкрадчивым голосом: – Здесь, кажется, сквозняк, – с силой захлопнул дверь приемной, лишив тем самым почтенных женщин возможности вести неусыпное бдение. За дверью тотчас раздалось возмущенное кудахтанье, и дверь распахнулась с новой силой.
Ева, не удержавшись, рассмеялась: – Вот курицы! – и выбежала на улицу.
Вдохнув полной грудью свежего морозного воздуха, она поспешила к автобусной остановке.
По пути домой Ева забежала в продуктовый магазин. Ей нужен был только хлеб, но она с удовольствием потолкалась среди людей, рассматривая разнообразные товары на многочисленных полках супермаркета.
С тех пор, как не стало бабушки, Ева чувствовала себя дома особенно одинокой. Отвлекаясь от мрачных дум на работе, девушка неизменно возвращалась к ним, как только переступала порог родной квартиры, где все напоминало о счастливых годах, прожитых вместе с бабушкой. Вот и сейчас, поужинав и перемыв посуду, Ева, усевшись в большое удобное кресло перед включенным телевизором и, машинально наблюдая за мельтешившими на экране кадрами, задумалась.
Как ей не хватало бабушки, любимой бабушки. Мысль о том, что на всем белом свете она осталась одна, иногда просто парализовывала ее. Родителей Ева помнила смутно, они погибли в автокатастрофе, когда ей едва минуло пять лет. Поэтому бабушке пришлось заменить их обоих, насколько это было возможно. Конечно, были еще друзья, знакомые, но в конечном итоге они не выдерживали никакого сравнения с истинно близким человеком. Кровное родство – нечто особенное, сильное, подчас не поддающееся здравому смыслу чувство. Свои секреты, увлечения, разочарования, обиды Ева могла доверить только бабушке, твердо зная, что ее никогда не предадут. А вот теперь она одна, наедине со своими печалями и радостями, взлетами и падениями. Правда, есть Марк, но это уже совсем другое, гораздо менее надежное. Кстати, о Марке… Девушка потянулась к телефону, но в последний момент отдернула руку, норовисто вскинув головку. Последняя их размолвка была полностью на его совести, поэтому Ева решила дождаться явки с повинной. Вздохнув, она снова углубилась в воспоминания детства и юности, иногда смахивая с ресниц набежавшую слезинку. «Надо бы пойти в комнату, где жила бабушка и разобрать ее вещи», – подумала девушка. Прошло полгода, но до сих пор у нее не хватало мужества переступить порог и нарушить порядок, царивший при жизни бабушки, словно так можно было осквернить память о ней.
