Многим из читателей, быть может, совершенно незнаком еще мир чудесного, описываемого в предлагаемой книге. Почему и могут быть сочтены за плоды моего воображения те именно части этого рассказа, к которым наименее применимо подобное понятие. Но так как я намереваюсь не только занять, но и научить читателя, то и предпосылаю в пояснение моей книги следующую оговорку: я менее всего позволил себе воспользоваться свободой творчества именно в том, в чем можно, казалось бы, наиболее заподозрить ее. Я знаю описываемый мною мир из собственного опыта и представил его в существенных чертах таким, каким сам познал его, хотя бы то, о чем я рассказываю, и не происходило нигде и никогда именно так, как я о том повествую. В случай, если бы это пояснение пробудило в ком-нибудь из читателей стремление к дальнейшему изучению, то ему как нельзя более пригодятся примечания, приводимые в конце этой книги. Тогда, быть может, он вступит робкими шагами в ту область, которая откроется перед ним. Но раз освоившись с ней, он, наверное, увидит себя неожиданно вознагражденным.
Так было со мной и такой же участи желаю я и моему читателю.
Автор.
Шварцах в Понгау. 1890 г.
Обширный зал библиотеки в замке Карлштейнов был освещен лучами утреннего солнца, проникавшими в его готически заостренные окна. У каждого из этих окон стояло по объемистому столу с придвинутым к нему и обитым коричневой кожей креслом. Столы и стулья отличались большой простотой и той прочной работой, которая как бы предназначалась служить многим поколениям.
На запыленных дубовых столешницах выделялись выпуклые черные чернильницы с высохшими чернилами. Здесь, по-видимому, давно уже никто не работал, и только глубоко въевшиеся в дерево чернильные пятна свидетельствовали о прилежном употреблении письменного материала в былые времена.
Молодой человек, стоявший у среднего стола, конечно, не принадлежал к тем, которые оставили здесь признаки письма. Небрежно облокотившись на стол и напевая про себя какую-то мелодию, он перелистывал маленькое издание в пергаментном переплете. Его юная, гибкая фигура и цветущий вид с примесью чего-то еще детского мало подходили к массивной и суровой обстановке зала, пропитавшегося запахом тления. В широких простенках между высокими окнами, так же, как и вдоль противоположной стороны зала, во всю длину его, стояли высокие дубовые книжные шкафы, разделенные только высокими двустворчатыми дверями в поперечных стенах зала. Карнизы шкафов упирались почти в потолок и полки были доверху заставлены книгами.
Окинув эту библиотеку только беглым взглядом, можно уже было заключить, что происхождение ее относится преимущественно к предыдущим столетиям. Здесь стояли рядами тяжелые тома в темных кожаных переплетах, в тисненом пергаменте или свиной коже. Они были все, как один, помечены маленькими четырехугольными ярлыками с буквой и цифрой на нижней части корешков. Это указывало библиографу на ящики с ярлыками, находившиеся тут же, неподалеку. Через всю середину зала тянулись низкие, также дубовые шкафы, разделенные только одним свободным проходом посередине и отстоявшие на некоторое расстояние от стенных библиотечных шкафов. Они были наполнены рядами мелких ящиков, которые, по-видимому, предназначались для сбережения ландкарт. На этих-то шкафах стояли помоченные также буквами и цифрами ящики с ярлыками в виде длинных деревянных шкатулок. Некоторые с откинутыми крышками. Судя по этим последним, ящики были наполнены листами формата в осьмушку с выписанными на них, отчасти уже пожелтевшей рукописью, подробными заглавиями книг.
В общем, библиотека эта производила впечатление образцово-порядочной и устроенной умелой рукой. На это указывала знатоку также и расстановка книг, в которой не было уделено ни малейшего внимания их формату: там и сям, рядом с тяжелым фолиантом, виднелся скромный томик форматом в двенадцатую долю листа.
Этому простому, чуждому всякого блеска устройству вполне соответствовал высокий белый выкрашенный потолок зала. Только углы были округлены штукатурной работой и некоторые арабески соединялись на середине потолка, образуя как бы фантастическое солнце. Из центра его спускалась тяжелая стеклянная люстра, в бесчисленных призмах которой играли солнечные лучи.
Страстному любителю чтения библиотека эта показалась бы очень уютной, не смотря на ее обширные размеры. Для молодого же человека, все еще небрежно и рассеянно перелистывавшего книгу, подобная обстановка не представляла никакого интереса. Он от времени до времени бормотал про себя какие-то непонятные слова, перебирая с недовольным видом одну за другой книги, лежавшие тут же, на столе. Его черные, довольно коротко остриженные волосы и тонкий профиль отчетливо обрисовывались в ярком свете солнечных лучей, падавших в окно. Еле пробивавшиеся черные усики были почти незаметны.
Молодой человек видимо обрадовался, заслышав шаги, нарушившие безмолвную тишину и раздававшиеся извне. Выражение довольства скользнуло по его лицу. Поспешно положив книгу в сторону, он ласково приветствовал показавшуюся в дверях зала молодую особу, в которой с первого же взгляда можно было признать его старшую сестру. Не смотря на более округленные черты лица, сходство с братом было поразительное. Те же черные волосы, тот же глубокий взгляд темно-синих глаз. В последнем сходство особенно сказалось, когда они стали рядом. Она была так же просто одета, как и брат, в летнем сюртуке которого не было и тени щегольства, за исключением разве только одного покроя. На ней был светлый утренний костюм. Коричневый кожаный пояс со старинной пряжкой обхватывал гибкую талию, а узкие, кружевные рюши обрамляли шею. Две темные гвоздики были единственным украшением в ее пышных косах.
– Фу! Какой тут затхлый воздух! – воскликнула молодая девушка. С этими словами она поспешно отворила ближайшее окно, в которое ворвался свежей струей воздух прекрасного майского утра. – Что за чудная погода! Один день лучше другого. Но тебя, Альфред, я не понимаю. Так недавно еще ты писал, что жаждешь деревенской жизни, а теперь, с тех пор как ты приехал, вот уже неделю, ты забираешься каждое утро в этот душный зал и часами роешься в старых книжонках, в которых уж конечно ничего дельного нет. Всего лучше было бы уничтожить эту библиотеку и заменить ее новой. Что может быть общего между людьми нашего времени, наших современных понятий и этими старыми мечтателями, идеи которых отжили и преданы забвению подобно им самим? Конечно, – продолжала она, одумавшись, – конечно, мне тяжело высказывать такое убеждение при мысли о том, что наш незабвенный отец, чем старше становился, тем более углублялся в изучение таинственного. Но не потому ли мы и лишились его так преждевременно, что он засиживался здесь, зачастую до глубокой ночи вместо того, чтобы жить ближе к природе и пользоваться жизненными радостями. Кто знает, не был ли бы он еще и теперь с нами, если бы придерживался моих взглядов. Хоть ты, по крайней мере, должен обещать мне устроить свою жизнь иначе. Ведь, не правда ли, что можно руководствоваться советами сестры, которая несколькими годами старше тебя? В твои двадцать лет, с еле заметным пушком на губах, тебе не место в этом книжном мире. Идем же, идем сейчас! – заключила она, заметив, что брат задумался. – Идем в лес и поговорим о том, как мы устроим нашу жизнь хоть и в старом, а все же милом замке Карлштейнов.
