Павел Иевлев - Кровь на воздух

Сначала я упал на колени и выблевал с полведра компенсирующего раствора. А теперь, упёршись лбом в стену, жду, пока прекратятся мучительные судороги в желудке, и размышляю: хорошо, что раствор пошёл вверх, а не вниз. Сил встать пока нет, рассматриваю стену перед носом. Стена самая обычная – квадратная панель металлопласта. Облитые «вечным» серым пластиком железки штампуют миллиардами штук на Поясе, оттуда развозят по всей системе; стоят они дёшево, монтируются легко, служат долго, не боятся ни коррозии, ни холода, ни жары. Поэтому строят из них всё, от сортиров до космических станций. «Квадратиш-практиш-гут». Малоинформативная стена, в общем.

Желудок мой вроде бы смирился с новым положением вещей, и я, утомившись стоять на дрожащих коленях, сел, отодвинувшись от лужи и опершись на стену спиной. Теперь смотрю на капсулу, из которой выпал. Капсула стандартная. Ложишься, кладёшь башку затылком в интерфейс, глазки закрыл – баю-бай. ЖКТ заполняется раствором, чтобы кишки не слиплись, температура понижается, но ты этого уже не чувствуешь – нейротранк снижает метаболизм всего, кроме мозга. Мозг же, наоборот, ускоряется, входя в поток. Лежишь, дышишь через два раза на третий, пульс слабый, только неокортекс работает на трансфузионной глюкозе. Экономно и удобно. Утилитаризм – наше всё.

Капсула – уже что-то. В сортире их не ставят, значит, это не сортир. Кстати, жаль – похоже, не весь раствор вышел. Сейчас соберусь с силами и побреду искать унитаз. Обычно туалеты недалеко от капсул, потому что далеко мало кто добежит. Итак – капсула. Потёртая, не новая, массовая промышленная модель. Стационарная установка, усиленный монтаж, демпферы, противопожарная система… О чём это нам говорит? Ох, о многом. Так же, как тонкая, почти незаметная вибрация пола, которую я сейчас чувствую копчиком, защищённые светильники, маркировка кабельных лючков в полу…

Капсулы ставят много где. Даже в отелях. Там, правда, модели попроще, бытовые, никто не станет уходить в гибер просто потому, что надо «промотать» пару дней ожидания. Промышленные можно найти в вычислительных центрах, заводоуправлениях, офисах церебральной занятости, а больше всего – в комплексах передержки «балласта». Именно такие – массовые, стандартные, дешёвые – стоят длинными рядами в подземных «залах ожидания». Но есть нюанс: там их никто не крепит к полу через гидравлические демпферы на пять жэ. Такая установка стоит денег и потому используется только на транспорте. То есть мне срочно надо искать не сортир, а гальюн. Так, потихонечку, осторожно, медленно встаю…

***

Санмодуль стандартный, дешёвый, промышленный. Металл и пластик, запах дезинфекции. Есть зеркало, но сначала —

унитаз. Чёртов раствор! Сейчас я стерилен внутри, как наформалиненный труп в анатомичке. Скоро люто захочется жрать, но будет нельзя – сначала надо закинуться дозой пробиотика, восстановить микрофлору. В гибер ложатся в долгих рейсах, из него должен выводить бортовой медик, которого я тут что-то не наблюдаю.

В зеркале бледная, осунувшаяся, помятая рожа. Глаза красные, зрачки разного размера, веко дёргается, губы белёсые. Красава. Надо было посмотреть код выхода на дисплее капсулы, но я уверен, что «экстренный», иначе бы так не колбасило. Неисправность? Редкий случай, эти штуки надёжные.

Умылся. Вода застоявшаяся, горячую пришлось подождать. Похоже, что санмодулем давно не пользовались. Но всё работает.

В коридоре робот-уборщик, недовольно шурша щётками, собирает с пола то, что вылилось из меня. Робот стандартный, дешёвый, промышленный… Ах да, повторяюсь. Тут всё такое. Но я уже по лишённым отделки стенам догадался, что не на круизном лайнере. Пункт постгиберной рекреации нашёлся там, где ему и положено быть, возле общего отсека с капсулами. Стандартный, дешёвый, промышленный… опять меня клинит. Башку как будто герметизирующей пеной заполнило, не соображаю ни черта. Экстренный выход – это «капсул-шок», очень вредно. Как будильник с кувалдой. Кровоизлияние в мозг, например. Не часто, но бывает. Ну и прочее разное из списка «Вам не понравится». Так вот, модуль на полсотни капсул. Заполнены все. Моя почему-то была отдельно, и почему-то именно она выплюнула на холодный пол именно меня. Остальные лежат себе. Индикация зелёная, всё штатно. Через прозрачные крышки видны спокойные лица – смотрят красивые сны, живут счастливой жизнью отделённого от тушки разума. Не то, что я – глотаю, давясь, белую густую безвкусную суспензию пробиотика. Надо впихнуть в себя минимум литр, иначе кишки не заработают.

Вызвал меню на ближайшей капсуле – прочесть не смог. Мелко. Глаза не фокусируются. Неплохо меня ошарашило. Надеюсь, пройдёт. Должно пройти. Ладно, есть и другие способы узнать название корабля. Слава флотским стандартам, оно должно быть написано в сотне мест, причём крупно… Да, вот, маркировка в коридоре – трафарет, большие буквы. Первая строчка поясняет, где я нахожусь, что отнюдь не лишнее в стандартных интерьерах технического трюма. Итак, третья палуба, второй меридианный проход. Верхняя стрелка указывает направление от кормы к носу, нижняя – к ближайшему спассредству. А вот последняя строчка говорит, что я на борту судна, несущего гордое уникальное имя ДТБ_300_237851009_2224. ДТБ – Дальний Транспортный Буксир. Индекс 300 означает, что он цепляется к барже инерционной массой до трёхсот тысяч тонн и, усираясь во все сопла, разгоняет её вдоль по эклиптике, пока не достигнет маршевой скорости. Будь он СБ, то есть «системный буксир», на этом этапе он бы от неё отженился, направив в свободный полёт. «Поматросил и бросил», как говорят шкипера-буксировщики, совершенно, кстати, ошибочно. Исходно в поговорке было «поматрошил», то есть «обокрал», так что к флоту эта трагическая бытовая история никакого отношения не имеет. Ни к традиционному, ни к космическому, который унаследовал от него терминологию, традиции и атрибутику.

Дальний ТБ, в отличие от системного, от баржи не отцепляется, а едет на ней, как клещ на собаке, потому что на том конце маршрута ловить её некому, а своих движков нет. На то она и баржа – здоровенная связка закреплённых на пространственной раме контейнеров. Пассивный груз, который в точке прибытия придётся тормозить с той скорости, до которой разогнали на старте. Работа на дальних буксирах специфическая, рейсы длинные, так что экипажи обычно семейные. Не те времена, чтобы жёны мужей по полгода ждали.

Экипаж капсулами не пользуется, так что те, кого я видел, – это пассажиры, торчащие морковками в гибере. Проблем с ними никаких – кислорода потребляют сущий пустяк, жрать не просят, по кораблю не шляются, систему утилизации отходов не нагружают. На финише их разбудят, подержат сутки в рекреации на пробиотиках и витаминах, потом попрощаются и сдадут принимающей стороне вместе с грузом. На их место возьмут тех, кому в другую сторону надо. Удобно, практично, экономно. Утилитаризм как он есть.