Россия – одно из двух-трех государств на планете, которые могут похвастаться пятью веками непрерывного суверенного существования, не прерванного завоеваниями извне или нахождением под чьей-либо властью. За свою более чем тысячелетнюю историю Россия всего четыре раза терпела Крушения. Когда разрушались традиционные формы государственности, страна превращалась из субъекта в объект международной политики, становилась полем боя гражданских войн и/или интервенций, несла колоссальные человеческие жертвы, теряла огромные территории, отбрасывалась на десятки лет назад в экономическом развитии. Когда Россия неизмеримо ослабевала и вставал вопрос о выживании ее как государства и нации.
Только первое Крушение было вызвано внешним завоеванием: в XIII веке раздробленные русские княжества стали добычей монгольского войска и в большей своей части превратились в Западный улус Золотой орды. Однако все последующие Крушения объяснялись почти исключительно внутренними причинами, которые порождали революционные взрывы, ставившие страну на грань существования. Так было в начале XVII века, когда Россия захлебнулась в братоубийственной Смуте. Так было после революции 1917 года, когда гражданская война унесла миллионы жизней, а государственность была восстановлена методами большевистской диктатуры. Так было в 1991 году, который принес развал СССР (он был тогда формой существования России), сопровождаемый серией гражданских войн, катастрофическим экономическим обвалом на постсоветском пространстве, небывалым геополитическим ослаблением страны. Четыре Крушения, которые Ахиезер, Клямкин и Яковенко назвали «катастрофами российской истории», эти авторы связали с последовательной гибелью киевской, московской, романовской и советской государственности.[1]
Опыт Крушений показывает, что основные вызовы для российской безопасности исходят изнутри страны. При том, что большую часть своей истории государство наше провело в войнах, чаще – оборонительных.
Эта книга – о революции 1917 года. Причем о менее популярной – Февральской. О ней надолго забыли, когда в центр глобальной и отечественной истории была поставлена революция Октябрьская, приведшая к власти большевиков, которые предложили и попытались навязать остальным альтернативную модель общественного устройства, поставив на дыбы весь остальной мир. Но не следует забывать, что разрушение многовековых форм российской государственности произошло именно в феврале-марте 1917 года и именно тогда было положено начало лавинообразной общественной дезинтеграции. С точки зрения исследования Крушений России Февральская революция важнее Октябрьской.
Кроме того, без Февраля о приходе к власти большевиков, которые еще в начале 1917 года представляли собой крошечную маргинальную партию, а ее лидеры за границей полагали, что не доживут до революции, не могло быть и речи. «Октябрь родился не после Февраля, а вместе с ним, может быть, даже и раньше его; Ленину потому только и удалось победить Керенского, что в русской революции порыв к свободе с самого начала таил в себе и волю к разрушению, – подчеркивал известный философ и участник событий тех лет Федор Степун. – Чья вина перед Россией тяжелее – наша ли, людей Февраля, или большевистская, – вопрос сложный»[2]. С ним соглашался и самый яркий человек Октября – Лев Троцкий, полагавший, что «Февральская революция была только оболочкой, в которой скрывалось ядро Октябрьской революции»[3].
Понимание природы революций, осознание того, что и почему произошло в 1917 году – ключ к пониманию российских Крушений. А значит, и к их предотвращению.
Теоретические вопросы, вокруг которых ломают копья философы, историки, социологи, политологи, социопсихологии, обычно не очень интересны широкому читателю, которого я сразу приглашаю к началу первой главы. Любителям же профессиональных дискуссий предложу краткий экскурс в теорию и историографию революций вообще и русской революции 1917 года в частности.
Никто точно не знает, отчего происходят революции. Хотя их анализ начался очень давно. Фукидид в «Пелопоннесской войне», Платон в «Республике», Аристотель в «Политике» использовали термин «stasis», который близко походил к понятию «революция», обозначая общественный беспорядок. Аристотель вкладывал в него три основных значения: незаконное и насильственное низвержение правителя, значительное изменение институтов общества или конституционного строя, основательное изменение форм правления. Ставка в революции, полагал Аристотель, – обладание политической властью и теми благами, которые она дает, а именно богатства, престиж и побочные доходы. Субъектами революции выступают экономические страты – недовольное большинство решает ситуацию насильственным изменением строя, что собственно и составляет существо революции.
Уже в античной метафизике содержалась и идея революции как ускорителя медленно протекающих жизненных и социальных процессов. Хотя, строго говоря, в латыни слово «революция» имеет прямо противоположное значение – «поворот назад», «возвращение», «вращение», что, вероятно, отражает понимание древними возможности революционной борьбы не только за светлое будущее, но и за возврат к нарушенным старым порядкам. Примечательно, что вплоть до Великой Французской революции конца XVIII века слово «революция» в современном значении не использовалось ни в одном языке мира.
Первые аналитики, занявшиеся в начале XIX века осмыслением современных революций – Сен-Симон, а затем французские историки Тьерри, Гизо, Минье – склонялись, скорее, к теории ее классового происхождения. В наиболее законченном виде эту теорию сформулирует Карл Маркс, который стал, безусловно, наиболее влиятельным в новое время теоретиком революций. Не исключено, что благодаря его интересу в молодые годы к античной философии мысль об ускоряющей роли революций вошла в его идейный арсенал и обрела хрестоматийную форму «локомотивов истории», адекватную индустриальной эпохе.
Маркс соединил их с учением об общественно-экономических формациях, которые представляют собой стадии человеческого развития, основанные на способе производства. Каждой формации соответствует определенный экономический базис и политическая надстройка. Если надстройка мешает развиваться экономическим процессам и стоящим за ними интересам, она меняется. Переход от одной формации к другой не может происходить эволюционным путем, он требует революционного переворота. Социальная революция в полном объеме должна включать прогрессивный скачок в развитии производительных сил, производственных отношений и надстройки, переход политической власти в руки новых общественных сил. Капитализм, вызывая абсолютное и относительное обнищание порождаемого им многочисленного пролетариата, делает неизбежным возмущение и бунт трудящихся против горстки богатеющей буржуазии. Доказав бесперспективность капиталистической формации, Маркс пришел к выводу о неизбежности революции, которая приведет к торжеству социализма и передаст власть из рук буржуазии и подконтрольных ей политиков в руки рабочего класса. Примечательно, что за год до своей смерти Маркс вместе с Фридрихом Энгельсом пришел к выводу: «Россия представляет собой передовой отряд революционного движения в Европе»
