Эльзе пять лет. В детском саду рисовали новогодние шарики на пушистой еловой ветке. Воспитательница восхищалась и умилялась ее рисунку. Воодушевленная девочка подарила его маме.
– Миленько, – не глядя, сказала мама, свернула листок и торопливо убрала в сумку.
Вечером следующего дня, под бабушкино ворчание, Эльза тихо плакала на кухне.
– Мать работает, старается – и все ради тебя. Неблагодарное дитя. Что ты тут болото развела? У матери должна быть личная жизнь. Ешь давай и спать ложись. Этих новых годов в твоей жизни еще воз и маленькая тележка будет.
Эльза отодвинула тарелку макарон с сыром, запихнула в карман положенных по случаю праздника два мандарина и молча ушла в свою комнату.
Она еще не понимала, что такое личная жизнь, но раз это было так важно для мамы, значит, нужно научиться не плакать, когда она уходит из дома.
Первый класс. Эльза идет в школу одна. Вчера водили в парикмахерскую и остригли косу. У всех девочек красиво уложены волосы и повязаны пышные белые банты. Челку Эльзы закололи невидимкой с маленькой белой маргариткой.
– Мне некогда тебя будет заплетать, – строго сказала мама на возражение дочери. – Я рано ухожу на работу, бабушка тоже, а каре теперь модно, и никакой возни. Уж с расческой сама справишься.
Пришлось справляться самой и с уроками. Бабушка отмахивалась, переключая телевизор от одной программы к другой:
– Мне никто не помогал, и ты давай сама разбирайся.
Тягучей ириской потянулись школьные годы. Эльза уже сама ходила в магазин не только за хлебом, ей доверяли покупать другие продукты и готовить самой себе обеды. Бабушка открывала журнал «Работница» на странице с рецептами и удалялась к телевизору.
– Мне никто не помогал. Скажи спасибо, что корову не надо доить, – в сотый раз слышала Эльза ворчание бабушки и принималась чистить картошку, неумело срезая толстым слоем кожуру.
Мать приходила с работы поздно, торопливо пила чай и снова устраивала свою личную жизнь, болтая часами по телефону с очередным «тем самым».
Эльза удрученно вздыхала и открывала учебник. Надо признать, что учиться ей нравилось. Неважно, какой это был предмет, математика или пение, Эльза с одинаковым рвением принималась за новое задание. Ее успехами в учебе гордились педагоги, завидовали некоторые одноклассники, другие же обращались за советом или помощью, и Эльза с радостью помогала своим сверстникам.
На родительские собрания бабушка с мамой не ходили.
– У меня голова разболелась, – всегда говорила бабушка.
– Ты что-то натворила? – бледнела мать и поджимала и без того тонкие губы.
Эльза уверяла, что ничего не случилось – наоборот, ее хвалят и она даже заняла первое место на олимпиаде по немецкому языку, а ее рисунки взяли на общегородскую пионерскую выставку, и мать выдыхала.
– Тогда что туда ходить? Я и так знаю, что моя дочь лучше всех, тем более сегодня вечером Валерий Иванович пригласил в «Арго». «Арго»! Мам, ты понимаешь, какого уровня этот человек?
Бабушка рысью неслась на кухню ставить чайник, закрывала дверь, и они добрых два часа обсуждали будущие перспективы «за таким-то мужем».
К семнадцати годам Эльза уже окончательно решила поступать на полиграфический факультет, но предусмотрительно умолчала о своем решении. Мама и бабушка настоятельно рекомендовали педагогический вуз.
– Ты на немецком как на своем родном языке говоришь. В два счета станешь крутым переводчиком. Понимаешь, какой это шанс? В каких кругах будешь вращаться? Мужа себе нормального выберешь, – мечтательно трепетала о будущем мать.
– А то и за границей работу найдешь и нас из этого болота заберешь, – вторила ей бабушка.
– Немецкий, блин. Кому он нужен, кроме немцев? – бормотала Эльза и открывала методичку с примерами, которые будут на вступительном экзамене в политехе.
Она без проблем прошла конкурс и вихрем ворвалась в студенческую жизнь. Дома, естественно, был скандал, но Эльза убедила мать и бабушку, что диплом переводчика тоже получит и сразу же после второго курса подаст документы на заочное отделение в пед. Перемирие длилось недолго.
Зимняя сессия. Эльза получила три «автомата» за экзамены во время зачетной недели и с диким восторгом захлопнула зачетку. Теперь можно спать до обеда и не торчать все выходные за учебниками.
Окрыленная успехом, она вернулась домой. Еще в подъезде услышала вкусный запах жареной курочки.
– Точно, запеку курицу. Буду поливать ее жирным соком, чтобы получилась хрустящая корочка. Разложу вокруг круглую картошку, она пропитается шкварчащим жирком и станет мягкая. Ой, все. Есть хочу. – Эльза вошла в квартиру и поняла, что ее опередили и курица уже готова.
В коридоре резко возникла мать праздничном платье и с модной укладкой.
– Быстро приведи себя в порядок: переоденься, глаза подкрась, помаду мою розовую возьми. Что стоишь? Давай бегом, у нас гости.
– У вас гости, а я-то тут при чем? – Эльза сняла сапоги и повесила пальто в шкаф.
– Не выводи меня из себя, – зашипела, как выпитое шампанское, мать. – Чтобы через пять минут была за столом.
Эльза не стала спорить, но и переодеваться не стала. Она зашла в ванную, вымыла руки, расчесалась для приличия и открыла дверь в комнату.
За большим столом сидели расфуфыренные мать и бабушка, рядом с ними краснели заплывшими щеками два не совсем трезвых мужика в пиджаках и галстуках.
– А вот и наша Эльзушка, – елейно пропела бабушка. Мать криво улыбнулась, раздраженная неповиновением дочери.
Эльзушка? Никогда ее так не называли. К чему бы это?
Все оказалось до банального просто: мать все-таки захомутала Валерия Ивановича, правда, не насовсем. Теперь она чаще пропадала на все выходные и даже ездила с ним на море. Мать свято верила, что когда-нибудь он уйдет от жены, нужно просто быть терпеливой.