Глава первая. На суше и на море
Итак, XVIII век. Неспокойно на суше, неспокойно и на море…
Шалости на больших дорогах, естественно, продолжались при любых властях, как власти с ними ни боролись. Рассказывать о них подробно вряд ли есть смысл, очень уж стандартно все происходило: налетели из чащи с посвистом, ободрали до нитки и растворились в лесах. Хорошо еще, если живыми оставили. Поэтому я просто-напросто расскажу о парочке безусловных курьезов, явно выбивавшихся из общей картины.
Петр I в числе других реформ ввел своеобразное женское равноправие. Нашлась помещица, которая однажды явно подумала что-то вроде: «Неужели только мужикам можно? А мы чем хуже?» И, собрав ватагу из своих холопов и разного «гулящего люда», занялась ночными разбоями и грабежами не где-нибудь в Муромских лесах, а в Москве.
В одной из глухих провинций развлекался другой помещик, отставной прапорщик. Именно что развлекался. В глуши всегда скучно, набор развлечений нехитрый, и они быстро приедаются: ну, охота, ну, застолье, ну, крепостные девки в бане… Отставник явно почитывал на досуге книги – в том числе и о шалостях былых европейских «баронов-разбойников». Он со своей ватагой частенько перехватывал на большой дороге купцов – но, в общем, особенно их не грабил, а попросту сажал на цепь у себя в подвале. Причем выкупа, как некогда поступали «бароны-разбойники», никогда не требовал: я же говорю, развлекался человек от скуки. Издевательств не чинил: подержав недельку-другую, отпускал восвояси. Купцы не раз жаловались по начальству на этакие «ролевые игры» – но прапорщик, даром что чин невелик, был не из бедных, связи среди нужных людей в администрации и полиции имел нешуточные, так что жалобщиков отправляли восвояси…
Американские феминистки, яростно борющиеся за «права женщин» так, что доводят эту борьбу до сущего дурдома, должны были, по совести, обзавидоваться. В середине XVIII века, когда их прапрабабушки исправно жарили котлеты, стирали-убирали, смиренно сносили затрещины пришедших в дурном настроении мужей, наши бой-бабы, то есть русские провинциальные помещицы, вытворяли такое, на что не всякий мужчина решился бы…
В Оренбургской губернии вдова титулярного советника Турчанинова, не удовольствовавшись той землей, что ее покойный муж купил у башкир за копейки, уже ничего не платя, взяла да и захватила довольно обширные угодья.
Но это, смело можно сказать, цветочки. Однажды случилась ссора меж соседями: лейб-кампанцем Фрязиным и помещицей Побединской. Фрязин и его сосед прискакали на поле Побединской и принялись лупить работавших там крестьян. Те побежали за подмогой к барыне. Барыня собрала изрядное число своих мужиков и пошла в контратаку на дом Фрязина. Оттуда приближавшуюся ораву обстреляли из ружей. Нисколько этого не испугавшись, Побединская велела своим людям «бить до смерти». Ну, те и рады стараться – убили до смерти и Фрязина, и его соседа…
В 1780 году две помещицы, Ирина Ушакова и Настасья Анненкова, тягались в суде из-за какого-то поместьица, которое каждая считала своим. Настасье, должно быть, надоела судебная волокита – она собрала в своих деревнях аж три сотни мужиков, выступила в поход на «змею Иринку», и ее люди полностью опустошили спорное поместьице, разнеся там все вдребезги и пополам.
Некий прапорщик Войеков подал жалобу на свою мачеху – та с немалой оравой своих мужиков вторглась к нему в усадьбу. Ее люди убили нескольких крестьян Войекова, а мачеха отняла и увезла немало всякого добра, в том числе документы, доказывавшие права прапорщика на имение. Правды прапорщик так и не доискался – мачехе покровительствовал местный городничий.
Племянница помещицы О. М. Салтыковой вспоминала, что ее тетушка «держала в повиновении и мужа, и детей, и даже весь наш уезд. К ней прибегали за советом и помощью в делах общественных и семейных».
Княгиню Варвару Голицыну отчего-то невзлюбили в московском и петербургском обществе и принимали там скверно. Всерьез комплексовавшая из-за этого княгиня оттягивалась у себя в саратовском имении. Все окрестные помещики у нее ходили по струнке, а она ими командовала, как сержант новобранцами.
Каковы наши бабоньки? Попадись такой под горячую руку… Вот где был настоящий феминизм, а не нынешняя американская бледная немочь…
Очень интересные вещи происходили в Средиземном море после Чесменского сражения, закончившегося для турецкого флота с разгромным счетом. Второй – и последний – раз в истории появляются российские каперы…
Но давайте по порядку. Ситуация сложилась в некоторое подобие цейтнота: на суше у турок было достаточно войск, и потому немногочисленные русские десанты никаких успехов там не добились. По этой же причине не стали штурмовать Стамбул – хотя мысль такая высказывалась.
А вот в Эгейском море полное и решительное превосходство было как раз за русским флотом, которому туркам теперь практически нечего было противопоставить. А потому в 1770 году эскадра Алексея Орлова без боя заняла стратегически расположенный остров Парос, базируясь на котором можно было легко контролировать как южную часть Эгейского моря, так и подступы к Дарданеллам. А заодно за несколько месяцев русские заняли еще двадцать семь островов Архипелага (так тогда называли острова в Эгейском море). Турки никак воспрепятствовать не могли: чтобы высадить на острова более-менее крупные силы, нужно было иметь превосходство или хотя бы равенство сил на море, а откуда оно после Чесмы?
Русские осваивались всерьез: на Паросе построили самое настоящее адмиралтейство, склады с боеприпасами и прочей военной амуницией, даже мраморные особняки для нового русского начальства (одним из начальников был бригадир Ганнибал, сын знаменитого «арапа Петра Великого» и один из предков Пушкина). Из России привезли даже корабельных мастеров – чтобы чинили большие военные корабли и строили всевозможные мелкие суда, парусные и гребные.
С чего начинает любая власть, осваивающая новоприсоединенные территории? Правильно, с налогов. Уже через неделю после высадки на Паросе адмирал Спиридов потребовал у греков все документы тамошнего «налогового ведомства», тщательно их изучил и вскоре объявил, что отныне они будут платить русским «десятину» – часть деньгами, часть вином, хлебом, прочей провизией, а также лесом (эскадра, собственно говоря, должна была жить на самообеспечении, русская казна расходы на ее содержание не потянула бы).
Греки повздыхали (белые придут – грабят, красные придут – грабят…), но деваться было некуда, пришлось платить. Благо не было нужды создавать свою, русскую «налоговую полицию». На островах давным-давно действовал отлаженный аппарат: там имелись как православные, так и католические общины, и их епископы давненько играли при турках роль губернаторов и городничих, судей и сборщиков налогов (турки, люди прагматичные и отнюдь не фанатики, долго и часто использовали «гяуров», как в вышеперечисленных, так и в дипломатических делах). Согласно известному высказыванию не родившегося еще тогда Дэн Сяопина: «Не важно, белого цвета кошка или черного, лишь бы мышей ловила». Так что оставалось лишь собрать всех этих «аппаратчиков» в рясах и поставить перед ними новые задачи – точнее, объяснить, куда теперь заносить.
