Духи – французские. Она их узнала. Такой нежный, с напоминанием о гиацинтах и нарциссах, аромат. Еще там чувствовались нотки свежести и… далекого счастья. Но запах был не густой и бесполый, как в парфюмерных магазинах, а мягкий, согретый женским теплом. Такой аромат имеет надушенное тело. Этот запах был закутан в струящуюся норковую шубку, длинную и узкую, из-под которой выглядывали изящные лодочки на высоком каблуке. Туфли были лаковые, коричневые, в тон шубке. На миг полы распахнулись, и показались ноги в прозрачных чулках.
– Осторожно, простудишься! – Мужчина в сером костюме, с шарфом вокруг шеи покинул водительское место и помог обладательнице шубки, туфель и красивых ног войти в тяжелую зеркальную дверь. Девушка и ее спутник исчезли. А она продолжала стоять около большого окна, за которым скорее всего было тепло, красиво и уютно. Она потопталась еще немного около двери, запахнула замызганный пуховик и, увидев приближающегося швейцара, пошла прочь.
…Она погладила его руку. Выгоревшие на солнце тонкие волоски казались рыжеватыми. Он повернулся на спину, и она, примостившись на его плече, почувствовала щекой горячее тело и твердую ключицу. Так лежать было не очень удобно, но она и не подумала поменять позу. Умиление и радость охватили ее: они были вместе…. Но ключица все-таки мешала… Вера открыла глаза и обвела взглядом комнату… Сон отступил, и с ним ушел образ кого-то очень родного и любимого. Кого? Она не знала…
Это была такая удача! Подвал оказался сухим и теплым: вдоль светлых, оштукатуренных стен тянулись тонкие горячие трубы. А еще в соседнем, таком же недостроенном помещении она обнаружила кран с водой. Вода текла ледяная, но если ее набрать в пустые пластиковые бутылки и поставить у стены, часа через два можно будет помыться. Полностью. Даже привести в порядок голову. Что такое два часа, если ты не мылась полторы недели?! Вера еще раз внимательно огляделась. В тот угол она сложит все свои сумки, в дальнем от окна устроит постель. Маленькое оконце Вера уже предусмотрительно закрыла картонкой, на которой спала в парке и которую сегодня целый день таскала с собой. Нет, негоже сваливать нестираное барахло в комнате, где собираешься спать. Пусть сегодня все будет по старым правилам. За стеной, там, где кран, она сложит сумки и помоется. А здесь устроит себе постель. У нее сегодня будут простыни и наволочка. Вера вынула из черного пластикового пакета стопку голубых одноразовых простынок. Их ей удалось выпросить в приемном покое больницы, куда увезли умирать Бориса. Она присела на остатки топчана. «Хорошо, что я поехала с Борисом. Человек умер со своим именем и не одиноко». Она вспомнила, как сонный врач долго записывал что-то в карту. Попросил Веру поискать в вещах умирающего документы. Но она ничего не нашла, а просто рассказала о Борисе то, что знала со слов его друзей. Или собутыльников. «Какие они друзья! На «Скорой» с ним не поехали. «Верка, езжай ты! Ты – новенькая и самая чистая из нас». Бородатый Миша, не дождавшись отъезда «Скорой», поделил водку Бориса между всеми. В больнице молодые медсестры воротили от Веры нос, нет, не явно, но в комнате долго не задерживались. А старуха-уборщица в сером халате провела ее на бельевой склад, дала кучу белых чистых тряпок и кусок хозяйственного мыла. Душ Вера принимала там же, а уборщица стояла на «шухере». Из больницы Вера ушла под утро – выспалась в подвале на тюках. В пакете у нее лежал белый батон и стопка одноразовых простыней. Остаток мыла она тоже прихватила. Но это было полторы недели назад. Вчера ей повезло: она пробралась в торговый центр, там, в женском туалете, из автоматической мыльницы набрала душистого перламутрового мыльного крема и сегодня наконец вымоет голову.
С тех пор как ее жизнь превратилась в одну большую неприятность, Вера научилась дневные мелкие проблемы начисто стирать из памяти. Уже опустившаяся внешне, но в душе оставшаяся прежней, она поначалу болезненно реагировала на пустые взгляды прохожих. Потом привыкла, найдя интеллигентное оправдание: мол, пристальный взгляд – это почти соучастие, на которое не у всех хватает сил и времени. «Я и сама, наверное, вела себя так же», – думала она, когда у метро пыталась перехватить у прохожих мелочь. Это было не попрошайничество – взамен Вера предлагала старые журналы по рукоделию: «Вышиваем сами» и «Вязание крючком». Целую стопку их она обнаружила на помойке одного издательства. Журналы оказались немного помятыми, но страницы были все и схемы для рукоделия тоже. Прохожие уворачивались от ее рук, словно играли в игру «поймай меня». Несколько человек дали мелочь, а один военный, симпатичный парень, вынул кошелек и отсчитал две тысячи. При взгляде на эти деньги Вера задохнулась и почему-то начала объяснять, что она не «такая», что у нее высшее образование и диплом об окончании школы экскурсоводов. Парень, смущенный своей щедростью и неловкостью ситуации, убежал к автобусной остановке. А Вера, присев на скамейку, принялась решать, на что потратить такую сумму. Через десять минут стало ясно, что эти деньги не решат никаких ключевых проблем и, следовательно, ее не спасут. Одним словом, жизнь не поменяется. Тогда Вера дошла до рынка, почти бесплатно набрала там помятых овощей и фруктов, а в аптеке купила препараты от вшей, для дезинфекции и дезодорант. Большой город с особенной жестокостью расправлялся со своими дочерьми: он заставлял их погибать не только от голода и холода, но еще и от сознания собственной неухоженности.
Очень скоро Вера поняла, что помогут ей немногие: несколько церквей, где можно поесть, погреться и взять одежду, автобус с приятными и бойкими девчонками, раздающими благотворительные обеды, редкие горожане. Прочим такие, как она, наверное, представлялись призраками, скользившими по городу сквозь толпы людей и казавшимися реальностью только самим себе.
Еще одной проблемой стало общение: найти общий язык с давнишними обитателями подвалов, заброшенных строек и старых домов было сложнее, чем с одичавшими за летние каникулы восьмиклассниками. Новое лицо считалось конкурентом, и с ним мирились только в случае, если оно могло поддержать сообщество горячительным напитком или едой. Доставать и то и другое Вера в новых для нее условиях не умела. За все время она смогла подружиться только с Борисом, тем самым, который умирал от переохлаждения прямо на площади у Павелецкого вокзала. Борис уже забыл, кем работал на студии «Союзмультфильм», но помнил, что его уволили, а до этого его выгнала жена, потом… Потом жизнь вырвала из рук поводья и понеслась, неуправляемая, в смрад помоек, пьяных драк, человеческого хамства и философских разговоров о мироздании. Вера сразу оценила и юмор Бориса, и его своеобразное повиновение ситуации. «Как получилось, так получилось! Но это же еще не конец. Подождем-с!» – улыбался Борис и приносил ей добавку супа. Когда он умер, Вера собрала свои пакеты и ушла с площади Павелецкого вокзала.
