Странная штука – память
Рассказ
– Знаешь, Иван, вот какая странная штука память. Детство своё помню в подробностях, что сегодня с утра делал – не помню, хоть убей.
– Так и я Лёша, не помню сегодняшние события. Дойду до автобусной остановки, вдруг вспомню – телефон забыл. Вернусь домой, а зачем, не помню. И опять на остановку… И так до пяти раз.
– Склероз у тебя, дружок. Ну, это ж хорошо – никогда голодным не будешь – до пяти раз только позавракаешь…
– Да иди ты! Тебе только бы схохмить чего-нибудь. А докажи, что ты детство помнишь!
– Легко!
Как-то, лет шестьдесят назад, был хороший день. И получилось так, что мне пришлось пойти в школу с опозданием. Я и появился в нашем школьном дворе на горке ко второму уроку. Портфель у входа бросил и стал кружить вдоль школьного забора. На огород прибранный посмотрел, на сад недавно посаженный. И тут увидел военного человека, но в какой-то неведомой мне, странной форме. Он шёл по центральной дорожке в школу.
Ну ты ж, Ваня, не дашь мне соврать, мы тут в нашем военном городке разных защитников родины видели – от рядового до маршала. Ну, там Жуков, Малиновский у нас были, Баграмян, Гречко… Иностранных военных кучу видели. И женщин военных…
– Как же, у нас англичанка полковником была запаса, а муж её – комдивом. Помню. Переводчицей в войну была, в миссиях разных участвовала. Хорошо английский преподавала, да к чему он нам?
– Видишь, и ты кое-что вспоминать начал. Голиковы они были – англичанка и её муж.
Так вот, а тот военный – в чёрной папахе, в тёмной форме с красными лампасами, в блестящих чёрных сапогах, и, самое интересное, в чёрных перчатках. Представляешь, Ваня, тепло, почти лето, а он в перчатках. Ну и главное – на боку шашка в чёрных ножнах с латунно-жёлтой отделкой.
Он в школу вошёл, а я призадумался – кто такой, почему не знаю…
Отвлёкся от события с военным, после звонка на переменку в класс заявился. И вдруг меня вызывают к директору школы.
– Это к Чичаеву, что ли?
– Да, к нему. Ничего себе, думаю, за опоздание накажут или как. Уже за такие мелочи – и к Николаю Григорьевичу. Что-то слишком строго наказать хотят. Анастасия Георгиевна меня за руку по коридору ведёт, а я как-будто сопротивляюсь, но тоже иду.
Постучали в дверь кабинета, вошли. И опять этот весь чёрный военный передо мной – сидит рядом с директором, шашку свою поглаживает одной ладонью, а во второй аккуратно перчаточки держит и по коленке похлопывает.
– Этот? – спрашивает директор.
– Да, этот, – отвечает военный. – Он подойдёт.
– Ладно, Лёша, иди в класс, с тобой позже поговорим.
Уже уходя услышал: «Он у нас боевой – солист хора, поёт и рисует хорошо, отлично учится…». И как-то впервые вдруг стало не по себе, стыдно как-то.
После уроков Анастасия Георгиевна оставила меня и сообщила: «Тебя директор на встречу с военными приглашает. Ты должен поздравление от ребят школы зачитать и стихотворение – вот листок с текстом.
– Почему я? Я же в концерте пою, и в танцевальном номере выступлю кубанским казаком…
– Тебя генерал выбрал.
– Какой генерал?
– Чапаев.
Тут я и опешил. Ведь Чапаев погиб, я ж в кино видел. Он в Урале утонул, потому что раненый был.
– Ведь Чапаев погиб! – крикнул я.
– Да, погиб наш герой. А это сын его к нам приехал, Александр Васильевич. Он за школой нашей присматривает. И чем-то ты приглянулся ему.
– А как он выбрал меня, почему?
– Ну, наверно, ты хороший мальчик, да и сын фронтовика.
– Вот как…».
А после концерта и чаепития с конфетами я долго ходил в костюме кубанского казака, многократно напевая «Гулял по Уралу Чапаев-герой», но это было уже дома, в полном одиночестве…
– И помнишь?
– Помню.
– А мне показалось – сочиняешь. Нельзя такие подробности целых шестьдесят лет помнить.
– А может быть, и сочиняю. Вот стал сомневаться. Была ли шашка при нем? А из чёрного, может только сапоги да перчатки были… Но он у меня в памяти таким бравым казаком и остался. Хотя читал я как-то – Александр Васильевич Чапаев после аграрного техникума к нам в Оренбургскую область был направлен. Работал агрономом. Потом служил срочную, там и надумал стать военным. Потом – война, он в Курской битве подполковником участвовал. Победу встретил полковником, орденоносцем. Два ранения имел. Потом военную академию закончил имени Дзержинского, был командующим артиллерией нашего Приволжского военного округа. В учениях наших атомных участвовал – руководил сводными артиллерийскими частями. В отставку ушёл генерал-майором. Потом по местам боёв отца ездил, перед молодёжью о подвигах его рассказывал, как в нашей школе… Вот таким героем был сын нашего Чапаева! Гордись! А то мы только на анекдоты пошлые про героев наших способны. Между прочим, Василий Иванович георгиевским кавалером был полного банта, ему старшие офицеры первыми должны были честь отдавать. А Россия должна всегда про это помнить.
– Ну и память у тебя, Леха! Как магнитофон! Ничего такого я не помню. Нет, вру. Вспомнил, как защитник Брестской крепости Гаврилов к нам приезжал, да знамёна русской славы в Доме офицеров показывали… А подробности не помню.
– Газеты надо читать, Ваня, до глубокой старости. Тогда и память хорошая будет.
Я просто сидел на лавочке, как наши пенсионеры. Я грелся на солнышке, как наш дворовый чёрно-белый кот. Я, наверное, ни о чём не думал, наоборот – отдыхал от раздумий и наслаждался новой весной.
Внутри подъезда дверь резко хлопнула, так сильно, как не хлопала никогда. Потом раскрылась железная подъездная дверь, и наружу выскочил сосед Геннадий. Не глядя по сторонам, он почти бегом направился к моей лавочке, плюхнулся рядом и застыл, обхватив голову руками. Вдруг его тряхнуло, а потом Геннадий стал вздрагивать с какой-то неуловимой периодичностью.
Что же случилось с соседом?
– Ты не заболел, Геннадий? – спросил я. Никакой реакции: – Гена, что с тобой?
– А-а, сосед… – медленно и слабым голосом сказал он. И более – ничего.
– Да что с тобой, мужик? – снова спросил я.
– Ничего. Достала уже!
– Кто, жена?
– Бытовуха… Ну и жена тоже.
Минут через пять Геннадий заговорил, да так, что и не остановить:
– Понимаешь, достала меня наша новая жизнь. Вот полчаса назад стал я резать рыбу ножом. Немного нажал – в руке остались две половинки ручки. И это уже не первый нож в руках ломается… А кастрюли? Тонкие, мелкие – в них варево запросто пригорает. А крышки к кастрюлям делают так, что её горячую в руках не удержишь… А сковородки? Не подвинтишь вовремя ручку – рискуешь однажды жареную картошку себе в тапки уронить. А новейшие покрытия на этих сковородках? Чистить обычным способом нельзя. Опасно. Но кто об этом помнит? Вот раньше нормальная советская посуда была, и зачем её упразднили?
