Новый год уже был позади, но ёлку в семье коммуниста Павла Кирилловича ещё не убрали. Она сверкала игрушками, мишурой. Днём была лёгкой и прозрачной, вечером таинственной от горящих гирлянд, а ночью страшноватой. Стояла – чёрная, и зеленовато светились фосфорные узоры на стеклянных шарах. Маша старалась на неё не смотреть, пряталась под одеяло.
Маше было восемь лет. Жили, папа, мама, Маша и её младшие брат и сестра в посёлке, в деревянном доме. В углу ограды стояла старая банька, рядом на длинной цепи прыгал пёс Валет. В тот день мама с утра затопила баньку и велела Маше помыть в ней полы. А потом, как печка протопится, закрыть трубу, пораньше, с угольками.
Маша заигралась с братом и сестрой, а когда уже родители должны были прийти с работы, вспомнила о баньке. Печь уже почти протопилась, остались красные, подёрнутые лёгким синим пламенем, угольки. Маша поскорее, чтобы не остыла печь, захлопнула трубу. В бане было жарко, и Маша скинула и шубку, и платье, осталась в старенькой майке. Чтобы никто не увидел её в таком виде, закрыла дверь на толстый кованный крючок. Начала мыть пол.
… Такого с нею ни разу не было. Вдруг стало звенеть в голове. Вдруг она оказалась лежащей на полу… Накинула шубку, а крючок не поддавался. Не открывался, и всё. Потом Маша обнаружила, что лежит в сугробе на углу дома, лает Валет. Потом увидела разноцветные огоньки, услышала смех – брат с сестрой тормошили её… Потом папа поил её крепким сладким чаем, а она лежала в постели… А мама что-то говорила, что о Рождестве… Что это? Кто-то белый и светлый стоял рядом. Утром искрились расписанные морозом стёкла. Сверкали игрушки на ёлке. Почти ничего она не помнила из вчерашнего дня. Только новое слово, как сладкая льдинка, перекатывалось во рту… Рождество…
Снова температура… Под сорок. Пятилетний сын раскраснелся, плачет. Я беру его на руки, а он меня не видит, смотрит куда-то… Непонятно куда… Щиплет меня, карабкается выше, прямо забирается мне на плечи. Мне страшно.
Так уже было много раз. Как-то знакомая сказала, что надо умыть трижды чистой холодной водой, и что она мне напишет на бумажке заговор. Почему-то я от заговора отказалась, словно во мне, не крещёной, кто-то сказал – не бери. Но слова о воде запомнились.
Обычно несколько раз обмывала пылающего ребёнка, и он минут через двадцать успокаивался.
Да, мне же совсем недавно соседка дала Крещенскую воду! Она холодная, а уж чистая – хрустальная просто!
Наливаю немного в кружечку. Немного в ладошку, умываю личико сына, и он немедленно обмякает у меня на руках. Ещё секунда, и он тихо-мирно спит… Я потрясена…
…Прошло немало лет, приняли крещение и сын, и я, и все родные мои. Но иногда вспоминается это первое чудо общения со святыней…
В детстве на окнах не было ни тюля, ни цветастых длинных штор, а – коротенькие шторки «задергушки», которые закрывали нижнюю половину окна. Шились они мамой из белого ситца в цветочек, светлые, легкие, нарядные.
В первые годы нашей семейной жизни не было денег на дорогие шторы, и я купила легкую китайскую ткань. На окнах, как в детстве, появились «задергушки». Только я их повесила не на веревочки, а на тонкую проволоку…
Дочке было два года, когда произошла эта страшная и удивительная история. Затеяла я побелку. Пол обильно смочила водой, диван выдвинула на середину комнаты. Комод упихала в угол, благо он по мокрым доскам уехал туда легко. Поставила на него ведро с известью и взгромоздилась сама. Дочка шлепала босыми ногами по полу, лазила по дивану – занималась своими делами.
Помню, увлеклась я побелкой потолка, особенно вредным оказался угол, как ни исхитряюсь, не могу пробелить – кисть новая, пружинит, топорщится. И вдруг чувствую сильный толчок в спину. Поперек спины, мягкий – как будто ударили ватным валиком, сильный – даже покачнулась, чтобы не упасть. Обернулась – посмотреть, и вижу – дочка моя подобрала проволоку от «задергушек» и метит ею в электророзетку… Раньше к розетке нельзя было подобраться – диван у стены стоял… А пол – мокрый, а она – босиком… И я не успеваю соскочить с комода!
Закричала я, вопль из груди вырвался, дочь с перепугу проволоку бросила. Не помню, как я рядом оказалась, схватила ее, мокрую – она умудрилась и платьице о пол измусолить – прижала к себе, и ревем обе. Она – от испуга, я – еще и от радости, что спасла…
И только позже, когда она, всхлипывая, притихла на руках, я подумала о мягком ударе в спину.
Дочь уже взрослая, а как будто вчера было…
Всё моё детство прошло в местности, где не было реки. Была «гусиная речка», небольшая канавка в низине, по которой бежал ручеёк. В некоторых местах были ямы, и там получались мини-озёра, довольно глубокие, с илистым дном. Там и барахтались. Плавали по-собачьи. Однажды чуть не утонула, девочка-одноклассница меня спасла. С тех пор ненавижу глубину.
Будучи студенткой, ходила в бассейн. Там нас учили плавать по-настоящему. Мне очень нравилось плавать быстро-быстро, изо всех сил, а потом отдыхать. На короткой дистанции я обгоняла нашу спортсментку, что участвовала во всех соревнованиях. Но на длинную дистанцию меня бы не хватило. В бассейне не боялась глубины – вдоль дорожек были протянуты канаты с пенопластовыми цилиндриками, в любой момент можно уцепиться.
Когда уже была замужем, мы переехали в посёлок, через который протекала река. Однажды летним днём мы всей семьёй отправились отдохнуть на реку. Сыну в то пору было пять лет, а дочке годика два. Неширокая река у берега была спокойной, мелкой, все камешки видны. А по средней части реки проходила стремнина – скорость воды там была мощная. Сын играл у берега, забредал в воду, носил камешки. Муж занялся костром, мы с дочкой сидели на покрывале, она играла у меня на коленях. И вдруг я увидела, что сынишка забрёл глубоко, вода подхватила его. Миг – он уже на стремнине. Течение понесло его от нас!
Время замедлилось. Сначала я онемела. Потом усадила дочь на покрывало и бросилась к реке, в стремнину. Как я плыла! Никакие наши соревнования в бассейне не сравнятся с этим броском, но навыки пригодились! Как я его догоняла… Он – смеялся. Он не боялся, для него всё было игрой – он уплывает, мама догоняет. И – догнала… Вынесла, смеющегося, мокрого, на берег, далеко от того места, где мы расположились, и ноги подогнулись. Сидела на берегу, сын топтался рядом… Говорят, там, на стремнине – глубина. Но я не думала об этом…
Хватились – на ужин хлеба нет. Зима, ранний вечер, а на улице – темень.
Решили с маленькой дочкой сходить в ночной магазин. Вышли за ворота – жуть. В заброшенном госпромхозе ветром жесть колотит – скрежет стоит. Тени вдоль дороги. Ямы под ногами, а еще через пустырь идти…
