Метрические книги, имеющие в свое время лишь бюрократическую значимость, для нас превратились в бесценный источник информации: о предках, истории семьи и, в конечном счете, о самом себе. Этакий аналог современных книг ЗАГСов – бесконечные листы, исписанные дьячками и пономарями. В 1796 году родился ребенок Никифор. Чуть дальше запись о его смерти. Неприятно. Такая коротенькая жизнь.
Я встал, размял усталую спину, потянулся. Тусклая лампочка светила над головой, словно нимб. За окном уже просыпалось солнце и, медленно выглядывая, не доставало ещё до крыш двадцатипятиэтажек. Сколько людей вокруг! После Великокраснодзержинска все кажется неуютно-огромным. Да и работа, в совершенно новом качестве, не придает нужной уверенности.
На часах половина пятого утра. В окнах напротив не горит свет. Ни в одном! Хочется кофе, но не хочется нарушать тишину чайником. Но тут кошка, крепко спавшая у ноутбука, резко подняла голову и посмотрела на едва колышущуюся штору у балконной двери. Уши, словно локаторы, переместились в сторону, а огромные черные круги заполонили весь глаз.
«Джессика, что с тобой?»
Раздался звонкий удар. Затем еще один. И еще. Стучали не то по батарее, не то по стене… Звук – металлический, будто рында. Кошка спрыгнула со стола и подошла к окну, непрерывно махая хвостом. На столе завибрировал телефон.
«Ну, нафиг».
Однако это было всего-навсего сообщение от МТС: «Осипов Дмитрий Иванович, Ваш баланс близится к нулю». Я взял мятую пачку, вытянул сигарету, вышел на балкон – вдохнул дым и с легкостью выдохнул. Люблю же накручивать. Но в это мгновение снова три раза постучали. Теперь я осознал источник звука. Металлические стойки, окаймляющие балкон, не были шумоизолированы и представляли отличную мишень для удара. На улице ни души. Солнце выползало над соседним домом. Стало светить в глаза. Я вернулся в комнату, закрыл ноутбук и забрался в постель.
Тяжелая входная дверь со скрипом захлопнулась, я забежал в отъезжающий было лифт. Запредельно красивая девушка изучала меня своими большими глазами, периодически моргая накладными ресницами.
Я улыбнулся: «Дмитрий».
Девушка отвела взгляд. На шестнадцатом этаже вышла. «Идиот», – думал я, пока ехал до своего. «Двадцать пятый этаж» – воспроизвел динамик. На лестничной клетке – двенадцать одинаковых дверей. Девчушка из ролика на YouTube открывала такие консервным ножом. Я открыл свою. Правда ключом. На пороге сидела Джессика. Накатившая было усталость вмиг отступила. Стрелки настенных часов показывали семь ноль одну. Поставил пельмени, насыпал пушистой подруге корм, включил ноутбук. В прошлый раз я остановился на смертях за 1796-ой. Надо бы посмотреть метрику о рождении за 1795-ый. Свернул браузер, полюбовался на свою родословную – более пятиста человек, больше пяти лет работы. Предков из Сибири и Тамбовщины я отыскал, а вот из Украины только предстояло. Я о них мало что знал, как-то не принято было говорить, что предки приехали в Великотроицк, а ныне Великокраснодзержинск, из Украины. Во всех постреволюционных документах они упоминались, как русские. Хотя в переписи 1897 года указали родным языком малороссийский. Ревизские сказки, кладезь информации в Черниговском архиве не сохранились, поэтому пришлось смотреть только метрические книги. Украинские архивариусы выложили в открытый доступ все, что было. РКН заблокировал. Но ничего, можно и в обход. Пока еще.
Вилка с пельменем опустилась обратно в тарелку. Новорожденный Дмитрий, сын Осипова Ивана. Рожден двадцать четвертого августа… Как и я. В соседнем доме кто-то закрывал окно. Преломленный луч ударил мне в глаза. Кошка зашуршала в лотке, намекая, что нужно срочно убрать за ней. А я так и сидел без движения. Бывают же совпадения! Пролистал метрику о смерти за 1796, 1797… И вот оно: Дмитрий Иванович Осипов, погребен в возрасте двадцати девяти лет. Сглотнул ком в горле, посмотрел на календарь. Жирный круг, окаймляющий двадцать четвертое августа, сопровождала надпись «тридцатилетие!».
– Надо завязывать, да, Джесси? – сказал я умывающейся кошке.
Она прекратила мыться и подняла на меня зеленые глаза. Долго-долго смотрели друг на друга. Я сдался. После, вытянувшись в кровати, и по обыкновению поглаживая кошку, включил YouTube. Приятное мурлыканье, мелодичный блогерский голос.
Безупречно ровная дорога. Полосы разметки проскальзывают одна за другой. Придорожная растительность прогибается под порывами ветра. На пассажирском сидении пистолет Макарова. Одной рукой держусь за руль, другой поглаживаю новехонький камуфляж. Дорога не сворачивает ни на градус. Смотрю на капот, в окна… Странно. Оказывается, я еду на бронированной «Ниве». Защищенность, словно в танке. Вдруг в боковом зеркале вижу, что сзади черная легковая машина моргает мне дальним светом фар. Беру в руки пистолет, но магазин в нем отсутствует. Гляжу в зеркало заднего вида и тут, о, ужас, понимаю, что заднего стекла нет. Просто нет! Зачем мне такая бронированная машина? Где я?
Три раза постучали. Взъерошенная Джессика сидит на подоконнике. Половина пятого утра. Наушники валяются рядом.
– Твою мать!
Закрываю глаза, пытаюсь уснуть. Но, едва провалившись, опять просыпаюсь от троекратного стука.
Красавица в лифте. Даже не смотрю в ее сторону. Шестнадцатый этаж. Вышла. Дежавю, мать твою. Вот и моя дверь. «Джессика, привет!» Не включая ноутбук, пытаюсь пожарить картошку на ужин. В окне напротив молодая женщина вышла топлес на балкон и, подняв руки вверх, будто поприветствовала восторженных мужчин всех соседних домов: объединяйтесь! «Да что это я?» Семь вечера. Выключил плиту, вышел в коридор, где тихонько жужжали лампы, а одна моргала где-то вдалеке. Прошел мимо лифта. На общем балконе, на секунду замедлившись, глянул вниз. На тротуаре – люди-муравьи. Да уж. Спустился на один этаж. Такие же двенадцать одинаковых дверей. Позвонил в квартиру подо мной. Открыла приятная молодая женщина.
– Вы случайно не слышите странные звуки? – промямлил я.
– Нет, – улыбнулась она.
– Просто звук такой, будто стучат гаечным ключом.
– Нет-нет, я ничего не слышу.
Вернулся на свой этаж. В соседней квартире на звонок отозвались мгновенно.
– Я по поводу шумов.
– Каких шумов?
– По батарее стучат или в стену.
– Не знаю, я никого никого не вызывала.
Около другой двери привычно стоял детский велосипед. Я позвонил, никто не открыл. Но едва лишь я отошел, как услышал детский голос:
– Родителей дома нет!
Снова вышел на общий балкон. С высоты двадцать пятого этажа, будто из другого мира, можно было почти не замечать людей. Но эти слишком громко разговаривали, казалось, вот-вот подерутся… И тут пришла мысль: надо посетить пост охраны, счет на которую был включен в мою квитанцию.
