«Господи, помоги мне! Господи, помоги…»
Воздух плотный, вязкий. Его приходится заглатывать, как желе.
«Господи, помоги мне!»
Всем телом прижавшись к стене, Максим Ушаков выставил вперед ствол лазерного автомата. Подобрался к повороту коридора. Помедлил, собираясь с духом. Во рту пересохло, глотка была горячей и шершавой. Совсем некстати подумал, что отдал бы очень многое за несколько глотков воды. Фляга давно выброшена – в ней не осталось ни капли.
«Господи, помоги мне…»
То ли стон, то ли мольба. А может, молитва? Сколько еще людей осталось в живых? Попробуй разберись. И ведь не узнаешь заранее, откуда прозвучит выстрел. Идиотское слово – прозвучит. Привычное, но идиотское. Не к месту. Эти чертовы лазеры стреляют бесшумно. Резанет вспышка по глазам, яростная боль разорвет тело. Хорошо, если успеешь помолиться.
«Господи, помоги мне…»
Дурацкий шепот в ушах. Как он достал! Только бы услышать хоть какую-то внятную подсказку от операторов клуба. Но вместо конкретных указаний – чей-то стон. Мольба. А может, молитва? Мысли путаются, повторяются. Может, человек, чей голос слышен в наушниках, – смертельно ранен? Знает: ему осталось совсем немного. И – на пороге в иной мир – молит о том, чтобы бог вспомнил о грешнике… Принял к себе.
Ушаков горько усмехнулся. Стоит ли бояться ада, если ад уже тут, вокруг? Макс осторожно выглянул из-за угла, в любую секунду ожидая выстрела. Сверкнет горячая молния перед глазами – и упадешь на дорожку, не видя ничего окрест, пропитанный огненной болью. Будешь повторять: «Господи, помоги мне!» А кто-то из игроков станет ненавидеть тебя за этот шепот в наушниках. Шепот, отнимающий силы. Лишающий воли. Не позволяющий расслышать команды диспетчера.
Чертов диспетчер! Жив ли на центральном пульте хоть кто-нибудь из сотрудников игрового клуба? Что вообще произошло? Куда идти, что делать?
Коридор, в который выбрался Максим, оказался пуст. В нем, как и в предыдущем, было полутемно. Так, словно после сильного толчка половина настенных и потолочных светильников вышла из строя, отключилась. При таком скудном освещении трудно просмотреть ход до следующего поворота. А значит, высока вероятность, что из-за угла появится некто с лазером в руках.
«Господи, помоги мне!»
Макс поймал себя на том, что беззвучно повторяет эту нехитрую формулу вслед за невидимым человеком, чей голос слышал в ушных динамиках. Парень медленно двигался по коридору, вжимаясь спиной в стену, стараясь смотреть и вперед, и назад.
Вспомнилось: еще мальчишкой читал про летчиков Второй мировой войны. Тогда не было никаких локаторов. Для того чтобы разобраться, не заходит ли вражеская машина тебе в хвост, следовало все время контролировать заднюю полусферу. Если ведущий двойки самолетов выбирал цель для атаки, то ведомый, шедший за лидером, оборачивался назад каждые две секунды. У кого-то это становилось привычкой. Даже приземлившись, находясь среди друзей, летчик то и дело оборачивался…
От необходимости постоянно крутить головой стены вертелись у Максима перед глазами. Он вдруг понял, что долго не сможет жить так.
«Господи, помо…»
И тишина. Ушаков замер на месте, даже дышать перестал. Чуть наклонил голову, вслушиваясь в тишину.
– Ну же… – беззвучно попросил он.
Но человек, чей шепот так долго мешал Максиму и раздражал его, умолк. Беглец постоял на месте, все еще надеясь, что произойдет чудо и он вновь услышит раненого. Человека, оказавшегося таким же заложником игрового комплекса, как и сам Максим. Тишина. Глухая, ватная. Макс почувствовал укор совести – еще недавно он костерил невидимого товарища по несчастью, ругал последними словами, требуя, чтоб тот заткнулся. И вот он заткнулся…
Ушаков приподнял защитные очки с лица, вытер пот со лба. Вновь вцепился в рукоятку автомата, положил палец на спусковой крючок. Так он чувствовал себя хоть немного увереннее. Проблема лишь в том, что уверенность – странная птица. Птица Химера. Тот, кто долго искал господа в лабиринтах, – тоже был уверен в себе. Еще недавно. Несколько часов назад.
Максим дополз до следующего поворота. Постоял, собираясь с силами. «Боже мой! Сколько еще этих дурацких коридоров? Где же выход с этажа?!»
Он приподнял ствол автомата, выставил его перед собой, аккуратно выглянул из-за угла. Темно. Слишком темно. Не различить, что впереди, вдали. Максим чуть прищурился, напряженно вглядываясь в полумрак. Вроде что-то есть.
И вдруг Ушаков резко вздрогнул, чуть не подпрыгнув на месте. Где-то вдалеке, в длинном проходе, на подъеме, он разглядел мешок. Или сверток? От этого «мешка» вниз по коридору тянулась узкая темная лента. Вглядываясь в непонятный объект, оказавшийся на дороге, Макс наступил на это. Мокрую дорожку. И только тогда понял – она не черная. Нет. Она темно-красная. Его армейский ботинок оказался в ручейке крови.
Макс отпрянул назад, с ужасом глядя себе под ноги. На какое-то время даже забыл про необходимость контролировать заднюю полусферу. Кровь. Темно-красная, густеющая. Человеческая кровь, в этом нет сомнений. А сверток или мешок в середине коридора – это человек. Возможно, тот самый, что призывал на помощь господа.
Ушаков почувствовал, как желудок рвется наружу. Парень беспомощно огляделся по сторонам. Потом, с трудом заглатывая воздух, двинулся к товарищу по несчастью, сидевшему на корточках, у стены, посреди длинного перехода от зала к залу. Раненый замер неподвижно, прижимая руки к животу. Он чуть завалился набок, скрючился. В этой позе было столько муки, что Макс явственно ощутил – у него от ужаса дыбом встают волосы.
И вдруг человек пошевелился, приподнял голову, с усилием глянул на Макса. Во взгляде было такое страдание, что Ушаков почувствовал чужую боль как свою собственную. Будто это у него – а не у незнакомого мученика – боевым лазером взрезан живот. Будто это он сам прижимает ладони к ране, не позволяя кишкам вывалиться наружу. Будто это из него, Максима Ушакова, толчками вытекает кровь.
– Ты как? Что делать? – едва слышно прохрипел Макс, ощущая, как от увиденного съезжает крыша. Понимая, что не сможет ни поднять незнакомца с пола, ни тащить его куда-либо.
Головокружение усилилось, как только Максим осознал, что может повлечь за собой настоящий выстрел из лазерного оружия – без ограничителя мощности.
Мужчина лет тридцати пяти, в черных брюках и форменной «стальной» рубашке, какую носили все сотрудники игрового клуба, едва заметно покачал головой. Его лицо перекосилось от боли. Умиравший пытался что-то сказать.
– Не слышу! – честно признался Максим.
Он оперся ладонью на стену, ощущая, как пол уходит из-под ног. Лучше бы он, Ушаков, никогда не приходил в этот коридор!
