Военная база закрывалась. Причины такого решения знали только высшие чины. Соответственно сворачивалась и научная лаборатория. Академик Кондаков растерянно бродил по лаборатории и потерянно бормотал:
– В чем дело? Что значит, база закрывается? Ничего не понимаю!
– А вам, Анатолий Алексеевич, и не надо понимать. Есть приказ свернуть базу, вот мы и сворачиваем, – доброжелательно говорил рослый военный в форме без знаков отличия. – А мои ребятки вам помогут.
– Но почему так спешно?
– Приказ!
– В связи с чем отдан такой приказ? – не успокаивался профессор Кондаков.
– Не могу знать!
– Аккуратнее, бога ради! – Академик кинулся к одному из солдат. – Если вы разобьете хоть одну из этих колб, может случиться глобальная катастрофа!
– А что в них? – Солдат с детским любопытством разглядывал запаянные колбы и банки с разнообразным содержимым.
– Не твоего ума дело, Васильев! – грозно рявкнул военный. От его окрика у худенького солдата в очках дрогнула рука, и он ударил колбой о стол. По стеклу пошла трещина.
Академик проворно обернулся на звон стекла:
– Что у вас там?!
Перепуганный солдатик спрятал колбу за спину:
– Все в порядке!
– Ребятки, я вас умоляю, нежнее, пожалуйста, – попросил Кондаков. – Упаси бог разбить одну из этих баночек!
Убедившись, что никто не смотрит в их сторону, Васильев повернулся к худенькому солдату:
– Волнухин, чего там у тебя?
Волнухин покаянно показал треснувшую колбу. Васильев присвистнул:
– Всем нагорит!
– Ничего не поделаешь, – покорно склонил голову Волнухин.
– Все по шее получим, – после короткого раздумья пришел к выводу Васильев. Оглянулся и тихо прошептал: – Ты, знаешь чего, вытряхни эту пакость в угол, а банку в мешок с мусором засунь, и все шито-крыто!
– Да ты что?! – отшатнулся Волнухин. – Нас же предупреждали, требовали предельной осторожности, тут же всякая опасная гадость замурована!
Васильев скорчил презрительную гримасу:
– Это они так, специально волну гнали, чтобы мы осторожнее действовали. Боятся, что, если нас не запугать, мы тут пол-лаборатории перебьем. Ты сам подумай, кто бы нас допустил к чему-то шибко опасному! Если бы здесь в самом деле что-то серьезное было, тогда бы не мы, а вон те ребята упаковкой занимались. – Он кивнул в сторону рослого военного. – А признаешься, что банку кокнул, всему взводу нагорит из-за тебя, криворукого. Так что делай, как я сказал.
Волнухин вгляделся в колбу и поморщился. Емкость была заполнена противной серой слизью, будто кто-то туда высморкался.
– Как только я тебя загорожу, действуй, и побыстрее! – прошипел Васильев.
Солдат Волнухин воровато огляделся. Академик занят упаковыванием каких-то особо ценных баночек, командир лениво прикуривает сигарету, остальные солдаты грузят в железные ящики папки с документацией. Он еще раз взглянул на колбу и вздрогнул. Склизкая серая масса уже не лежала на дне емкости, она сконцентрировалась возле трещины. Складывалось, впечатление, что слизь живая и… пытается выбраться.
– Давай! – прошептал Васильев.
Волнухин шустро юркнул за его широкую спину, сорвал сургуч с колбы, вынул притертую пробку и вытряхнул содержимое. На мгновенье ему почудилось, что, когда он вытащил пробку, склизкая серая масса двинулась вверх. Показалось, наверное! Он обвалил на комочек слизи кучку мелкого мусора и облегченно выдохнул в спину Васильева:
– Все!
* * *
– А я говорю, там реально привидения водятся! – заявила Анжела.
Высокий лохматый мальчик, развалившийся на противоположной скамейке, лениво покрутил пальцем у виска:
– Ты, Анж, совсем того, всюду призраки и привидения мерещатся.
– Пошли вы! – обиделась Анжела и встала, всем своим видом демонстрируя готовность уйти и больше никогда не возвращаться.
– Сядь, не кипятись, в такую жару это вредно. Правда, Эд?
– Совершенно верно, – подтвердил худенький мальчик. – Вам, готам, кипятиться не положено. У вас должно быть каменное сердце и ледяная кровь.
Анжела сердито откинула с лица черные пряди:
– Вот теперь я точно уйду. Скучно с вами!
– С тобой зато весело. Только и знаешь заупокойные байки травить. Кладбища, кресты, привидения! Сама себя запугала, в реале привидения мерещатся. Анжелочка, я открою тебе тайну, привидений не существует.
Анжела ехидно прищурила обведенные густой подводкой глаза:
– А ты, Никита, все знаешь, везде побывал? Ах, я и забыла, «жираф большой, ему видней»!
Задетый за живое Никита вскочил с лавки. Школьное прозвище Жираф как прилипло в первом классе, так и сопровождало его на протяжении всех школьных лет. Но последний год Никита набрасывался с кулаками на всякого, кто смел обзываться.
– Это кто жираф?! За жирафа ответишь!
– Да ну?!
Эдик проворно вклинился между Никитой и Анжелой.
– Хватит вам! Лучше бы придумали чего-нибудь от скуки.
– Ага, щас! Никита у нас самый умный или считает себя таковым, вот пусть и придумывает, – презрительно дернула подбородком Анжела.
Никита плюхнулся обратно на скамейку, но сейчас же вскочил, словно ужаленный и завопил на весь парк:
– Есть идея! Придумал.
– И что же ты такого умного придумал? – скептически осведомилась Анжела.
– Ну, умной мою идею трудно назвать, она скорее глупая, зато веселая. Но мы и собирались не умничать, а развлекаться.
Густые заросли шиповника раздвинулись, на тропинку вышла медноволосая девочка и громко спросила:
– И как вы собрались развлекаться?
– Танька! – Анжела бросилась к подруге. – Наконец-то! Ты не представляешь, как они мне надоели!
– А ты-то нам как осточертела! – не остался в долгу Никита.
– Так что за идея? – Таня нетерпеливо рыла носком кроссовки землю.
– Мы станем охотниками за привидениями! – торжественно объявил Никита.
Приняв предложение за очередную издевку, Анжела обиженно отвернулась. А Таня с интересом спросила:
– Это как?
– Да тут Анж целый час нам рассказывала о страшном, – Никита дурашливо округлил глаза, – заброшенном коттеджном поселке, в котором водятся привидения.
– Это правда? – Таня взглянула на подругу.
– Что? Что рассказывала? Или что в одном из заброшенных домов наши видели привидение? – Анжела упорно смотрела мимо друзей.
– И то и другое?
– Да. Наши в начале лета ходили туда и заночевали в одном из коттеджей. И рассказывали потом, что всю ночь вокруг дома кто-то ходил и пытался проникнуть в дом. Они такого страху натерпелись. Еле удержались, чтобы не рвануть оттуда. И рванули бы, да ночью в лесу еще страшнее. Они забаррикадировались в одной из комнат и до рассвета тряслись от страха.
