Марк, высокий, спортивного телосложения мужчина, скрестив за спиной руки, задумчиво стоял перед панорамным окном своих апартаментов. Перед ним открывался чудесный вид на ночной Нью-Йорк. Отсюда, с девяностого этажа, словно из иллюминатора летящего лайнера, город просматривался на многие километры. Сейчас, сверкая миллионами огней, переливаясь мягким неоновым светом, он походил на неведомую, фантастическую по своей красоте галактику, пылающую диковинными созвездиями и пронизанную золотистым роем Млечного пути.
«Взирая с высоты на это великолепие, – неожиданно подумал Марк, – невольно чувствуешь себя Богом. Ах, это неистребимое тщеславие», – улыбнулся он своим мыслям.
Позади раздался едва уловимый звук. На тонких губах мужчины вновь мелькнула улыбка.
– Эй, Кайоши, – произнёс он, не оборачиваясь. – Дружище, ты чуть ли не с младенчества занимаешься ниндзюцу и ещё чёрт знает какими единоборствами, а шаркаешь ногами, словно старик, скрюченный подагрой и ревматизмом.
– Но и ты, Марк, – раздался ироничный голос, – советник спецслужб по ведению ближнего боя и выживанию, известный учёный-генетик, а красуешься перед окном, словно красная девица перед зеркалом. А враги ведь не спят. Возможно, уже какой-то киллер через оптический прицел считает морщины на твоём лбу.
– А японцы, я вижу, стали многословны, – обернувшись, рассмеялся Марк. – И куда только подевались их природная сдержанность и уважение к старшим?
Он лёгким пружинистым шагом подошёл к другу и, сердечно обняв, широким жестом показал на чёрное кожаное кресло.
– Присаживайся. Что-нибудь выпьешь с дороги? Есть водка, виски, текила.
– Нет-нет, – снимая небольшой рюкзак и удобно располагаясь в кресле, поспешно ответил Кайоши, – ты же знаешь.
– Знаю. Я тоже не любитель спиртного. А вот в России, куда меня однажды закинула судьба, есть традиция: когда друзья после долгой разлуки встречаются, они обязательно пропускают стаканчик-другой за встречу.
– Хорошая традиция.
– Хорошая. Но, учитывая, что мы не русские и к тому же блюдём здоровый образ жизни, давай-ка отдадим предпочтение зелёному чаю.
Марк, слегка откинувшись на спинку дивана, жмурясь от удовольствия, пил чай маленькими глотками. Взглянув на друга, он невольно улыбнулся. Кайоши пил, прикрыв глаза, медленно, с остановками, смакуя каждый глоток янтарного напитка. Смуглое лицо друга выражало какую-то детскую умиротворённость и полную отрешённость, словно сейчас душа его витала в иных, невиданных мирах.
«Да, как всё-таки обманчива внешность, – нахмурившись, с грустью подумал Марк. – Кто бы мог подумать, что у этого человека с ангельским лицом – ледяное сердце? Более того, нет, наверное, на Земле более коварного, хитрого и безжалостного убийцы, чем он. Долгие годы тренировок по ниндзюцу превратили его в чудовищную машину смерти. А разве я, успешный учёный, лучше его? Разве руки мои не запятнаны кровью, и путь избранный мною – это путь праведника? Ах, беспечные детские годы, где они? – Марк вздохнул. – Тогда сущность определяла нашу внешность, а за внешностью с лёгкостью угадывалась сущность. Тогда мы были кристально чисты и искренни. Любовь и доброта ко всему земному переполняла наши маленькие сердца, а душа, охваченная радостью, с удивлением и восторгом рвалась наружу».
– О, боже! Что с нами сделало время! – прошептал Марк, ставя чашку на стоящий напротив ажурный журнальный столик.
– О чём ты задумался, дружище? Твоя генетика не даёт тебе покоя даже в минуты отдыха?
– Нет, – с грустью ответил Марк, – просто я вспомнил наше детство.
– Да, замечательное было время. Помню, как мы до самой ночи гоняли мяч, играли в войнушку, ныряли со скал в воду и выделывали такие трюки, что сейчас удивляешься, как это шеи себе не свернули. Мы были безумными шалопаями.
– Нет. Мы были просто мальчишками.
– С богатым воображением и немыслимыми фантазиями. Правда, пребывание в монастыре поубавило наш пыл.
– Ну, дисциплина и занятия единоборствами никому ещё не помешали. Но в монастыре они были слишком суровы и жестоки.
– Помнится, в спарринге, будь то с оружием или без него, ты всегда меня побеждал. Дьявол! Как тебе это удавалось?
– Ну, я же старше тебя…
– Хитрец, – рассмеялся Кайоши, – ты ведь старше меня всего на два дня. Да, кстати, как твои взаимоотношения с отцом?
– Всё плохо, – с грустью ответил Марк. – Ты же знаешь, Ландору никогда до меня не было дела. Такое впечатление, что он забыл о моём существовании. В детстве, пока он разъезжал по миру с экспедициями, я жил в вашей семье. В юношеские годы, когда я учился в Гарвардском университете, он не только не интересовался моей учёбой, но даже ни разу не позвонил. Сейчас я уже известный учёный, издал десятки научных трудов, лучшие клиники мира наперебой приглашают меня к себе, а двери лаборатории моего отца для меня закрыты.
– Твои слова полны горечи и знаешь, почему? Потому что, каким бы ни был твой отец и как бы он к тебе ни относился, ты его любишь. Ты был единственным европейцем в монастыре и по всем правилам должен был там сразу умереть, а в лучшем случае некоторое время побыть живой куклой для отработки ударов. Но тебе сразу удалось показать всем, что ты крут и что с тобой шутки плохи. Твои способности в учёбе не были выдающимися, но в университете ты достиг невероятных успехов благодаря феноменальной работоспособности и фанатичному желанию быть только первым. Твоя жизнь необычно успешна, потому что, за что бы ты ни брался, в какую бы драку ни ввязывался, ты всегда был нацелен на победу. Зачем и ради чего такое невероятное рвение? Чтобы удивить окружающих? Потешить своё самолюбие? Или всё дело в безмерном тщеславии? Нет, нет и ещё раз нет! Просто своими победами, невероятными успехами ты хотел доказать отцу, что достоин его. Достоин его внимания.
Марк, слушая Кайоши, чувствовал нестерпимую боль в груди. При каждом вдохе она словно рвала лёгкие на тысячи частей, обдавала жаром и гулко стучала в висках.
«Несомненно, это яд, – подумал он. – И эта дрянь действует довольно быстро. Но Кайоши ни в коем случае не должен заметить этого. Интересно, зачем он это сделал? Кто ему меня заказал? Хотя нет смысла ломать голову. Сейчас надо постараться просто выжить».
Огромным усилием воли Марк оставался спокойным. Лицо его казалось задумчивым, из-под полуприкрытых век глаза глядели на собеседника с неподдельным вниманием, а на губах играла едва заметная улыбка.
– Мой друг, – непринуждённо заговорил он, – а ты, оказывается, настоящий психолог. Какая замечательная речь, или это своеобразная прелюдия?
