Я от того проснулся, что Рюг во сне тихонько завизжал. Вначале я вспотел, страх высыпал по коже ознобистыми пупырышками, потом раскрыл глаза и присел на кровати – спиной прижимаясь к стене, а руки выставив перед собой. Сна как в помине не было.
Но это был всего лишь Рюг. И визжал он так, понарошку, то ли приснилось ему что-то противное, то ли вспомнилось. В свете от окна его бритая макушка слегка поблескивала, и до меня сразу дошло, что мы не в моей комнате, и даже не у Рюга, а у русского Ивана.
Верите не верите, а мне как-то сразу легче стало. Я сидел, смотрел на блестящую голову Рюга и раздумывал, не намазать ли ее зубной пастой или фломастером написать какое-нибудь слово. Но тут Рюг дрыгнул ногой, сбрасывая одеяло, и тихонечко сказал: «Ой!» Не просыпаясь, конечно.
И мне сразу расхотелось над ним издеваться. Я встал, подошел к двум составленным вместе креслам, на которых Иван постелил Рюгу, наклонился над ним и тихонечко подул в ухо. Это всегда помогает, я знаю, мне так Вузи делала, а я однажды проснулся и увидел.
Рюг замер и задышал чаще.
– Дрыхни, – сказал я ему погрубее, но тихо. Чтобы Иван не услышал, что кто-то не спит, и чтобы Рюг во сне мою грубость почувствовал. Когда говорят ласково – это плохо. Это почти всегда опасность.
Рюг теперь нормально спал, наверное, я ему все плохие сны выдул. Я подошел к окну и посмотрел в сад. Было тихо, мамаша с Пети небось уже спали. Где-то далеко кричали про дрожку, привычно и скучно.
Вот только что-то было неправильно. Совсем-совсем неправильно, я это чувствовал и мучился, но никак не мог понять, в чем дело. На всякий случай решил подойти к двери в спальню Ивана и послушать.
Тут-то до меня и дошло.
За дверью тарахтело, шипело, булькало. Негромко и совсем не страшно. Я облизнул губы и покосился назад. Но Рюг сладко спал. Стало так завидно, что я пожалел, что не разбудил его.
– Иван… – зачем-то сказал я.
Обидно было до слез! Ну как же так! Почему?
Дверь к нам он запер, только все это ерунда была. Объяснял же я ему, что двери нигде не запираются, а он… «на полчаса работы»… И забыл. Вот так всегда, стараешься, а тебе не верят!
Я немножко подергал дверь, чтобы на той стороне с задвижки соскочил стопор. А потом повернул ручку, и дверь легко открылась. Мне все-таки хотелось верить, что это полная ерунда, что мне примерещилось и сейчас Иван от шума проснется, вскинется на постели и громко спросит: «Лэн, что, не спится? Слушай, по ночам детям надо спать, а не пугать мирных постояльцев!» Но Ивана в спальне не было, конечно же. Потому что звук мне не померещился, шел он из ванной, а еще там шумела вода.
У меня еще немножко оставалась надежда, что Иван не успел. Что он только раздевается, или сыплет в воду «Девон», или размышляет, стоит ли… Он же умный мужик, не какой-нибудь дрянь-человечек!
И я сиганул через всю комнату, чуть не налетев на кресло, которое Иван зачем-то оттащил к окну. Само окно было зашторено, и света в комнате было чуть-чуть – из холла да из щелки плохо прикрытой двери в ванную.
Глупо это было, конечно. Как Вузи говорит иногда, приходя с вечеринки: «Ах, как хотелось обманываться!» Лежал Иван в ванне, в горячей зеленой воде, от которой воняло «Девоном», голый, красный, с глупой блаженной улыбочкой на лице. Из полуоткрытого рта стекала слюна, тоже густо-зеленая, значит, все по правилам сделал, закусил «Девончиком». А приемник стоял на полочке и радостно шипел.
Дело, конечно, не в том, что он шипит и булькает, про это каждый пацан знает. Это просто побочный эффект, а все дело в волнах, которые слег излучает. Мне-то ничего, на детей, говорят, он почти не действует, даже если в ванну забраться.
А вот Ивану нравилось. Он то улыбался, то хмурился, то что-то бормотал неразборчиво.
– Иван, – сказал я зачем-то. Словно он мог меня сейчас услышать…
– Где Буба? Он мне срочно нужен… – тихо, но разборчиво прошептал Иван. Ему было сейчас хорошо и интересно.
А я смотрел на него, и мне было так паршиво! Словно со мной эта беда случилась!
Ну почему, почему именно Иван?
Надо было мне к нему пораньше подойти, до того, как Рюг пришел, ну, вместо того, например, чтобы в саду играть в спасателей из сериала «Марсианские пустыни», рассказать все еще раз про то, что слег – эта такая гадость, которую даже один раз нельзя пробовать, а то хуже мертвого станешь, может, он и понял бы, но не мог же я все растолковывать; когда взрослому пытаешься что-то рассказать, они никогда не верят, они же все – взрослые, они себя самыми умными считают, и попробуй переспорь, когда тебе только одиннадцать лет, и ты ходишь в коротких штанишках, и ешь кашу на завтрак; ничего бы я не смог, не поверил бы мне Иван и все равно забрался бы в эту вонючую зеленую воду, а теперь стой, хлюпай носом, только Ивану уже все равно, слишком много в нем любопытства и слишком мало терпения, любопытным быть просто и лезть куда не надо – тоже, а быть терпеливым – трудно, почему-то все думают, что если человек все на свете хочет узнать, и немедленно, то это здорово, а если он просто живет себе спокойно, занимается своими делами, а в чужие не суется, то он дурак, все равно – десять ему лет или целых сорок, и не с Иваном первым так случилось, только он ведь и впрямь хороший, его жалко, он же не виноват, что хотел все узнать, и сразу, лучше бы он просто отдыхать приехал, а не разнюхивать, тоже мне Джеймс Бонд фигов, он бы, может, был не таким хорошим, но был бы, а теперь его просто нет, мутная зеленая вода и мускулистое тело, вот и все…
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
