– Вставай! – звучит тонкий, писклявый голос. – Есть хочу!
– Угу, – бурчу сквозь сон. – Я тоже.
Нос что-то щекочет, вызывая желание чихнуть.
– Давай! Открывай глаза, горе ты моё, – не унимается голосок.
“Какой странный сон”, – думаю, с трудом разлепляя веки. Прямо перед моим лицом находится пушистый беличий хвост, точнее то, что под ним.
– Очнулась? – спрашивает зверёк, поворачивая голову.
– Мать моя, – протягиваю ошалело. – Началось…
– Что у тебя началось? – белка сощуривает чёрные бусинки глаз. – Совсем ополоумела со своими экспериментами?! Корми меня, горюшко отмагиченное!
– Галлюцинации начались, – зачем-то отвечаю белке.
Голова болит, спину ломит. Кажется, я слишком долго пролежала в одном положении на чем-то твёрдом. Приподнимаюсь на локте, сжимая зубы от боли в пояснице. Нужно вспомнить, что произошло. Мозг с огромными усилиями скрипит серым веществом, словно телега с несмазанными колёсами.
– Данка! Эй! – зверёк ловко взбирается на плечо. – Не шути так. Я уж думал, померла ты ненароком. Шесть часов тут валялась на полу! Безответственная! Я мог умереть с голоду! Видишь? Мех потускнел!
Грызун эмоционально демонстрирует шерсть на светлом пузике.
– Не умер же, – отмахиваюсь от мохнатой галлюцинации.
– Данка!
– Я не Данка, – тоже мне глюк, даже не знает моего имени. – Эльвира. Эльвира Миллерова.
– Мать моя белочка, – удивленно протягивает зверёк. – Никак совсем ум отшибло! Караул! – взвизгивает в самое ухо. – Как жить-то теперь! Даночка, Даниэлочка! Хозяюшка ты моя! Да на кого же…
– Заткнись! – рявкаю, упираясь затылком во что-то твёрдое. – Без тебя тошно.
Картинка периодически расплывается. Странно. Ничего не помню. Хотя, нет! Как в академии училась помню, как с работы домой пошла… А потом? Почему на полу оказалась? Сознание потеряла? А чем я на работе занималась? Бред. Диплом у меня врача вроде был. Какого? Память подкидывает какие-то несвязанные куски – от содранной в детстве коленки до первого выпитого алкоголя.
– А я говорил! Говорил! Не нужно было звёздную пыль мешать с драконьим когтем, да ещё двести единиц силы сверху! – продолжает истерику белка. – Предупреждал же, что шарахнет! Оно и шарахнуло! Весь дом провонял. Ещё и себя теперь не помнишь.
– Заткнись! – рыкаю, сгребая нахального зверька в руку. – По-человечески прошу же… Что?
Не может быть, чтобы мои руки так выглядели! От удивления разжимаю кисть, роняя визжащую белку на пол. Тонкие пальцы с ровными длинными ногтями. И татуировка на запястье – красный дракон, почему-то обнимающий передними лапами собственный хвост.
– У тебя зеркало есть? – спрашиваю у глюка, облизывая разом пересохшие губы.
– Да вон же, – белка перестаёт изображать хладный труп. – Сзади тебя.
С усилием поднимаюсь на подрагивающие ноги.
– Египетская сила! – от нахлынувшего ужаса волосы встают дыбом даже в самых неожиданных местах.
В зеркале отражается совершенно другая девушка. Стройная, худощавая брюнетка с чудесным багровым кровоподтеком под левым глазом.
Что за....? Я трогаю зеркальную гладь, надеясь, что это дурацкий розыгрыш. Глаза, губы, нос – все совершенно чужое, будто попала в какой-то идиотский фильм, где герои меняются телами. Никогда не любила этот жанр. Опускаю взгляд вниз, оценивая свежеприобретенные бюст и талию, упакованную в кожаный корсет. Мамочки мои…
– Кто это? Я так выгляжу? – разворачиваюсь, решая, что говорящая белка не так уж и плохо.
Пушистик перестаёт разглаживать хвост.
– Батюшки-светы! – хлопает лапками зверёк, вскарабкиваясь на стол. – Даниэла Элизабет Борн тебя зовут, – он внимательно рассматривает моё лицо. – Ты – магичка, хозяйка этой лавки, – указывает на помещение. – А я – твой фамильяр Нис.
Что за бред? Обхватываю голову ладонями, морщась от боли. Просыпайся, Эля! А если не Эля? Даниэла? Как он там говорит?
– Фами… Кто? – язык можно сломать.
Ну да, конечно, «циклопентанпергидрофенантрен» выговариваю, а об этого «фами-фами» спотыкаюсь.
– О-хо, – протягивает Нис, шустро взбираясь по рукаву мне на плечо. – Фамильяр! Волшебный дух, компаньон, шпион, помощник, а ещё мужчина в самом расцвете сил! – прикладывает когтистую лапку к моему лбу. – Ты совсем ничего не помнишь?
– Мужчина? – скептически смотрю на пушистый комочек.
– Да! – белка гордо выпячивает грудь. – Не надо тут видовую дискриминацию устраивать! Вспоминай давай!
– Ага, – с усилием нажимаю на виски, прислушиваясь к своим ощущениям. – Помню, что ты есть просил.
– Ох, горюшко моё отмагиченное, – цокает языком Нис. – Предупреждал же. Что теперь с тобой делать?! Лекаря какого позвать, что ли? Или, может, сразу мистера Флиппа?
Зверёк ловко спрыгивает вниз, направляясь к стеллажу напротив, продолжая что-то бубнить себе под нос.
Что из этого всего галлюцинации? Белка? Магия? Или прошлая жизнь? Поди разбери. Так! Хватит себя жалеть. Нужно собраться.
– Помоги же! – пищит белка с верхней полки.
А я поднимаю голову и, раскрывая от удивления рот, рассматриваю помещение:
– Египетская сила…
В небольшой с виду комнате, каким-то странным образом, умещается десяток стеллажей, заполненных всевозможными баночками, скляночками, бутылочками и канистрами. В отдельном углу под потолком развешаны аккуратные пучки трав, гирлянды сушёных плодов. Дальше невысокий шкаф со стеклянными дверцами, задернутыми темно-синими шторками, видимо, чтобы не падать в обморок, каждый раз натыкаясь взглядом на содержимое.
– Данка! – доносится возмущённый голос.
Сзади меня стол, заваленный рукописями с черновыми пометками на клочках бумаги, зеркало в резной деревянной оправе, несколько бутылок из тёмного стекла, колбы, реторта, бюретка для титрования, штатив. На соседнем – спиртовка, тренога, штатив побольше и ещё куча какого-то оборудования.
Странно, непонятно и, что греха таить, страшно. Мне становится резко душно. Витражные окна здесь без каких-либо намёков на форточки, поэтому отыскиваю глазами дверь. Чёрное дерево испещрено мелкими узорами, в верхней части располагается цветная стеклянная мозаика – солнце, всходящее из-стилизованного леса.
Мечтая ощутить прохладу свежего воздуха, опускаю вниз серебристую ручку. Щелчок. И в комнату врывается шум оживленной улицы.
Я с огромным трудом сдерживаю вопль ужаса.
Прямо перед моим лицом проносится нечто ярко-алое, напоминающее рыбий плавник. Тут же откуда-то сверху доносятся возмущённые вопли:
– Шакал! Смотри, куда летишь!
– Сначала водить научись! Лихач!
Потом слышится какая-то брань на непонятном языке.
Несколько прохожих останавливаются, чтобы осуждающе покачать головами. Ощущение дурацкого фильма усиливается с геометрической прогрессией. Все люди одеты в старомодную одежду – века, эдак, девятнадцатого. Правда, в немного искаженном варианте. Обилие кожи, замши, причудливых шляп и тёмных круглых очков. Дамы, не стесняясь, демонстрируют стройные и не очень ноги, затянутые в чулки разнообразных цветов и фактур. Причем передняя часть юбки у платьев, в большинстве своём, едва прикрывает то, что нужно, практически не оставляя места для мужской фантазии. Демонстрируют не только товар лицом, так сказать, но и все, что под прилавком.
