Яркие молнии грозы сверкали над мрачным замком, одиноко стоявшим на холме. Он был прекрасным и величественным, но люди называли его проклятым замком и сторонились его. Ослепительные вспышки молнии и шум раскатов грома отдавались здесь, в стенах замка, еще более зловещим и роковым эхом, чем снаружи. Она стояла одна в темноте мрачной залы, вокруг не было никого. Только зловещие отблески вспышек молнии.
Ее длинные золотистые волосы растрепались, складки пышного синего платья как-то странно шуршали в тишине. Ее полные ужаса глаза быстро и настороженно оглядывались в темноте, словно ища в ее скрытых от людей глубинах затаившиеся души неописуемых призраков. Вдруг какой-то шорох раздался за ее спиной, и она испуганно обернулась.
– Кто здесь? – вырвалось у нее, ее голос дрожал от страха, но вокруг не было ни души, и только еще одна вспышка молнии, словно раскатом какого-то проклятия озарила все вокруг.
Вдруг когтистая лапа, появившаяся, словно из самой тьмы, легла на обнаженные плечи красавицы. Отвратительная морда склонилась рядом с ее прекрасным лицом, и глухой, безжизненный голос прошептал:
– Виолетта!
– Кто здесь? – вырвалось у нее в испуге, – Шарль?
Но во тьме не было ничего, и только призраки прошлого теперь, словно наяву мелькали перед ее испуганными глазами, будто она сама снова очутилась там, где во мраке вечной ночи минуло уже много столетий.
– Это ты сделал меня такой! – кричала необычайно красивая, светловолосая девушка, обращаясь к прекрасному, молодому человеку.
– Виолетта! – вымолвил он, по его щеке текла слеза горя и отчаяния.
– Я ненавижу тебя, – словно какое-то проклятие вырвалось у нее, – слышишь, я ненавижу тебя, вампир!
Какой роковой картиной они были вместе, страдающий вампир и его златоволосая, но обреченная любовь, и призрак ярости тьмы сзади них.
– Вот, что я с ними сделаю, – кричала она, поднося лезвие ножниц к вьющимся локонам своих прекрасных, золотых волос, – никогда, никогда больше я не буду твоим немым подобием, я презираю тебя, вампир.
– Я презираю тебя, вампир, – эти слова роковым эхом отдались у нее в голове, как и воскресшая память о прошлом, как и восставшая из пепла нестерпимая боль, как и ее воскресшая любовь.
Она подбежала к зеркалу, ярко сиявшему своей кристальной глубиной в одиноком мраке комнаты. В нем застыло ее прекрасное, но испуганное отражение. Они опять были с ней, вьющиеся локоны золотых волос. Они возродились вновь после своей смерти, перенеслись сквозь столетия, чтобы опять преследовать ее своей сказочной красотой и своим вечным проклятием.
– Ты никогда не станешь другой, роза вампира! – доносились до нее, словно из глубин веков насмешливые и роковые слова светловолосого злодея, и ее собственный, торжествующий, но не совместимый с этой красотой по своему злу голос, обрекающий кого-то на вечные муки.
– Ты сам научил меня быть такой, – говорила она над окровавленным трупом, и теперь сквозь столетия его горячая кровь вновь обжигала ее сердце, неужели тогда, в тот роковой час, это сделала она.
Она отшатнулась от зеркала, но там, в мрачном зазеркалье, лик какого-то ужасного призрака отделился от ее прекрасного лица и вдруг, словно новый удар молнии соединился с ее испуганным взглядом, когда она перевела глаза на свои руки, их белая кожа утопала в крови, но это была не ее кровь.
Тут ослепительная вспышка молнии осветила ее прекрасное отражение, и в темном зеркале, рядом с ним светилось отражение необычайно красивого, молодого лица, с прозрачной слезой, скатившейся из глаз черного ангела, в один миг превратившегося в другой злобный лик жестокого негодяя.
Она отпрянула от зеркала, вновь столкнувшись с ослепительным взглядом пламенных глаз самого дьявола, но это было ослепительно-красивое лицо.
Виолетта посмотрела на настенные часы. Скоро должна была пробить полночь. Золотые волосы девушки волнистым покровом легли ей на плечи, синее платье, казалось, предназначалось для какого-то бала или торжества, но все праздники в этом замке были какими-то странными, она сама была не рада тому, что очутилась здесь. Сама роковая судьба завлекла ее сюда, и темные силы не могли выпустить ее из своих цепких лап.
Ее завлекла сюда любовь, но она сама боялась признаться себе в том, что она любит не человека. Вдруг рука в черной перчатке коснулась ее обнаженной руки. Виолетта обернулась и увидела рядом с собой изысканно одетого кавалера, в черном камзоле, окаймленном золотом, но его лицо было скрыто под маской. Он учтиво поклонился ей, словно приглашая ее на танец, казалось он только, что пришел с бала, но неужели ночью в замке мог быть бал, ведь скоро уже должна была пробить полночь. В зале тут же повеяло ароматом духов и роз, кавалер был статен и, наверное, красив, но этого не было видно под маской, только локоны длинных волос выбивались наружу. В темноте даже нельзя было сказать какого они цвета, светлого или темного, как и все здесь.
Словно по зову каких-то неведомых сил, Виолетта, сама не желая того, приблизилась к нему. Руки в черных перчатках коснулись ослепительно-белых рук, и они закружились в танце. Из зала до них доносились звуки музыки, как будто там шел бал, а музыканты играли свои чудесные мелодии.
Они танцевали под волшебную музыку. Танец казался бесконечным и прекрасным, как вихрь колдовства. Музыка лилась, как льются птичьи трели, она была магической, этот танец казался символом любви, но Виолетта даже не знала, с кем она танцует, и человек ли ее кавалер.
Вдруг кавалер подхватил Виолетту за талию и поднял на своих руках высоко в воздух, и хотя она не могла рассмотреть его лица, она чувствовала, что из его глаз текут слезы, но о чем он так сожалел.
– Виолетта, – произнес он, и его голос показался ей знакомым, – все, что было раньше не имеет значения, я забыл о всем мире тьмы, увидев тебя, и я люблю тебя, и не важно, что я простой… вампир.
– Вампир! – слово диким вихрем отдалось в ее голове, а кавалер в черном опустил ее на гладкий пол бальной залы. Случайно схватив его руку, Виолетта стащила с него перчатку. То, что она увидела, навсегда запечатлелось в ее сердце. Под перчаткой была белая рука мертвеца, увенчанная длинными когтями чудовища, и эта рука коснулась ее нежного лица. Виолетта закричала от ужаса, а когтистые руки обняли ее, и в этот миг рыжая, почти огненная лисичка пробежала по зале, но как она могла оказаться здесь, в замке, хотя лес был недалеко, но как из него она могла попасть сюда.
Глаза лисицы сверкали, как два зеленых огонька, ее шкурка была огненной, а в зубах она сжимала, как это было ни странно, синюю перчатку, расшитую жемчужинками, какая может быть только у молодой леди.