…я пришёл не для того, чтобы учить вас, а для того, чтобы у вас научиться. Моё неукротимое желание заключается вовсе не в том, чтобы написать историю Ордена (на это была бы не способна и целая армия вооружённых всем необходимым учёных), но в том, чтобы просто рассказать историю нашего путешествия. Однако мне не удаётся даже подступиться к ней. И дело не в моих литературных способностях, мне думается, ими я обладаю, хотя никаких амбициозных целей в данном случае не преследую. Нет, речь идёт о другом: действительности, свидетелями которой стали я и мои товарищи, уже не существует, и, хотя воспоминания о ней – самое ценное и самое живое из всего, что у меня есть, они кажутся мне такими далёкими, такой неведомой фактуры, как будто дело происходило на других звёздах в другие тысячелетия или как будто это мой горячечный бред.
Г. Гессе, Путешествие к земле Востока
В конце восьмого класса меня выгнали из школы. Эта история, возможно, занимательная и поучительная, но повторять её во всех подробностях мне не хочется даже на бумаге. Как-нибудь в другой раз. Вкратце: я настучал по чайнику внуку директора и некоторым его приспешникам. Поверьте, за дело. Случилось это не впервые, но раньше директор не становился свидетелем потасовок. А в тот раз он лично оттянул меня за шиворот, спасая любимого внука, а после – наказал, не пытаясь хотя бы немного разобраться в ситуации.
Наверное, он, когда исключал меня, думал, что жестоко мстит, ибо школа его позиционировалась как жутко элитная, у неё и номера не было, а только название. Как бы не так! Из элитного там были только должности и зарплаты родителей. Ну, были ещё пара-тройка нормальных, хороших учителей, которые искренне чему-то стремились научить (и по математике научили) и имели свои принципы.
Так что в определённом смысле я благодарен и ему, и его внуку: если бы не они со своим поведением, то далее я мог бы и не попасть в ту школу, до которой этому директору со своей «элитной» как пешком до Юпитера.
Итак, после восьмого класса в обычную школу меня отдавать стало жалко, чтобы я не растратил накопленные за годы учёбы математические навыки. А я математику понимал тогда лучше многих других школьников, какие-то штуки из старших классов знал, это сейчас многое забылось. Но, с другой стороны, опыт с «элитной» школой известно, как закончился. То есть школа не должна была быть «элитной», но уровнем выше среднего. Таких было немного, и одной из них оказалась гимназия.
Я не хочу сказать что-то дурное о других, «обыкновенных» школах: там тоже есть достойные люди. Можно уточнить, что в гимназии концентрация хороших учителей была заметно больше. Но я этого ещё не знал, а основой для выбора у меня была не их квалификация, а общая атмосфера. Я зашёл сюда и понял, что буду дальше учиться именно здесь или не буду вообще.
Но одного озвученного желания не хватало. Следовало выдержать вступительные экзамены по одному из четырёх направлений (своего рода факультетов): математика-информатика – маркировалось буквой «М», химия-биология – «Х», обществознание – «О» и экономика – «Э». Я выбрал направление математики и, соответственно, одним из экзаменов была математика, а ещё физика и русский язык.
Поступление мне мало запомнилось: я ещё избавлялся от остатков впечатлений после восьмого класса. Помню, что все абитуриенты, за некоторым исключением, были незнакомы между собой. Но невзирая на то, что друг друга никто не знал, что родители стращали невероятной конкуренцией за место и наказывали, что ближний твой вовсе не ближний, а соперник, – никто на экзаменах не стеснялся попросить у того ближнего помощи и не боялся сам подсказать или помочь. Я думаю, что многие тогда таким образом успешно сдали ещё и экзамен на товарищество.
Так и началась история нашей группы М-22: М – математика, 22 – порядковый номер выпуска от года основания. Да, именно группы: здесь не было понятия «класс», никаких «9-А» или «10-Б». Сейчас уже не так. Маркировка осталась, но, насколько я знаю, официальной теперь считается традиционная нумерация классов.
Куратором – так здесь назывался классный руководитель – у нас был учитель физкультуры. Иные мои нынешние знакомые, кому я сообщал этот факт, смотрели на меня то с усмешкой, то с недоверием. Оно и понятно, физрук в представлении многих являет собой нечто далёкое как от спорта, так и от педагогики, и часто составляет бандитскую ячейку в паре с трудовиком.
Но сами подумайте, разве могли бы доверить руководство математиками кому попало? Ни в коем случае. Но рассказ о нашем кураторе и об уроках физкультуры ещё впереди, а сейчас я вернусь к первым дням.
Экзамены успешно сдали, списки учащихся утвердили, и перед началом учебного года, как водится, состоялась торжественная линейка. Проводили её тридцать первого августа, и на ней мы, девятиклассники, с ужасом узнали, что завтра, первого сентября, мы уже будем учиться в полную силу. Директор (он же основатель) сказал буквально следующее:
– И первое сентября у нас станет настоящим Днём Знаний!
Сразу за этим он сообщил, что дневников в гимназии не было, нет и заводить их не надо. За такую новость он не только был прощён за учёбу первого сентября, но и мгновенно снискал почёт и уважение.
По окончании линейки нам показали кабинет, ставший потом родным: номер пятый, на первом этаже, угловой. Куратор познакомил нас с учителями математики и физики, провели небольшой классный час, выдали расписание. Всё, как полагается.
С расписанием случилась неожиданность: меньше восьми уроков было, вроде, только в субботу, и тех – шесть. Но мы всё же примерно знали на что шли, а в дальнейшем оказалось, что восемь уроков вовсе не страшно, а иногда даже интересно. Тем более, возможно, ещё в один из дней было семь уроков, а не восемь: я теперь точно не вспомню, а дневника не было. Это, пожалуй, единственное неудобство его отсутствия: я бы сейчас глянул и вспомнил. Но за два десятка лет мог и потерять, если бы вообще заполнял. Так что обойдёмся без дневника, а расписание я составлю сам.