Глава 1. Нижняя полусфера
Сонные соты леса, пропитанные медом рассвета, источали невесомую сладость. Птицы чистили перышки, семейство пещерных медведей лакомилось малиной, лисица кормила молоком трех слепых лисят в уютной норе… Безмятежность едва проснувшейся тайги нарушал лишь оленевод Игирке. На всех парах мчал он своего учаха1 в поселение племени Древа, громко выкрикивая благодарности духу волка – покровителю охотников, чем привел в замешательство соплеменников, которые первыми увидели его.
– Охотники вернулись! – задыхаясь, сообщил Игирке, сполна оправдав этой радостной вестью свое необычное поведение.
Племя встречало охотников ликованием. Их поход в Лес Следов длился все лето, и в поселении с каждым днем росло беспокойство. Ведь без охотников, в число которых входили самые сильные воины, племя было беззащитно перед лицом абсолютно любой угрозы извне, будь то вражеское племя или крупный лесной хищник, одержимый злым духом. Но теперь охотники возвратились домой, да еще и с нартами, скрипевшими под грузом пойманной ими добычи, и ни у кого не осталось сомнений, что племени Древа удастся пережить грядущие холода!
Вот только охотники не разделяли всеобщей радости, их лица были мрачны… Когда из леса показались последние нарты, восклицания утихли. То, что на них лежало, прикрыли мешковиной, но люди почти сразу поняли, что под ней находилось. Охотник Алантай неторопливо остановил своих оленей и окинул соплеменников потерянным взглядом. Одни называли его самым сильным и выносливым охотником племени Древа, в то время как другие – самым немногословным, и потому сейчас все ждали того, что он скажет.
– Нэйгумэ, – сказал он сухо.
Племя расступилось перед матерью погибшего. Нетвердо приблизилась она к нартам. Вытащила из-под мешковины серую руку. Племя Древа склонило головы под саваном тяжелой пустоты. Все признавали силу и ловкость Нэйгумэ, он был непревзойденным стрелком и мог потягаться в скорости с самым быстрым учахом… Как могло с ним такое случиться?
Потеряннее своих соплеменников, пожалуй, выглядел только старый охотник Лачил. Он надеялся увидеть внучку среди встречающих его жителей поселения и обеспокоенно всматривался в их лица. Как-никак прошло целых три месяца, а дети растут так быстро. Лачил боялся не узнать свою Юлу. Он боялся также, что она тоже могла не признать деда из-за сильно отросшей бороды. Или еще хуже – попасться в цепкие заботливые руки целительницы Забуль, пока его не было. Не сыскав девочку среди толпы и в пустовавшем тордохе2, Лачил нехотя направился к старухе.
Забуль пользовалась большим уважением в племени. Будучи одаренной травницей, она не только лечила раненых и больных, но и брала на себя воспитание детей тех, кого ей спасти не удалось. Хотя ходил по поселению нехороший слух: дескать, колдунья она, и семьи изводит, чтобы детишек к себе забрать да своему колдовству научить. Поэтому пусть люди и чтили ее мудрость, но шли к ней за помощью в последнюю очередь – когда духи шамана Атилы не могли излечить их недуги.
Из жилища Забуль всегда доносились детские голоса, а в воздухе носился дурманящий запах травяных отваров. Она обучала своих подопечных самому разному делу, с вдохновением рассказывала им об обычаях племени Древа, скрупулезно следила за тем, чтобы во всем они соблюдали заветы своих предков.
Немалых размеров яранга3 Забуль стояла на вершине Сытой Змеи на самой окраине поселения. Когда охотник приблизился к холму, его грозная хозяйка гнулась над ступой во дворе. Крепкими сухими руками толкла она в ней пахучую зеленую кашицу. Завидев Лачила издалека, Забуль оторвалась от своей работы и вытянула голову, пытаясь разглядеть его.
– Ты ли это, Лачил? – выкрикнула она. – Живой! А мы тебя уж было в мир духов проводили.
Охотник пропустил ее слова мимо ушей. Он слегка прищурил зрячий глаз и покосился на девочек, которые вышивали, усевшись на траве неподалеку.
– Нет среди них моей Юлы! – крикнул он Забуль, надеясь, что ему не придется подходить ближе.
– А то как же! Эту чертовку я и близко не подпущу к моим девочкам!
Похоже, в его отсутствие не все было гладко. Лачил решился сократить дистанцию. Забуль с надсадным видом продолжала измельчать массу в ступе, и резкость ее ударов усиливалась со все возрастающим негодованием.
– Покамест тебя нет, совсем отбилась от рук. Все носится туда… Сюда… Того и гляди, как бы опять чего не удумала! Вчера умыкнула рыбу у Чиэксиля. Благо Чиэксиль богатый и добрый, не стал ее наказывать. А сегодня, ишь ты, что учудила – подралась с моим учеником!
– Дела… – Лачил почесал затылок. – Она победила?
– Ох и непутевый ты, Лачил… – просипела старуха. – И внучка туда же!
– Значит, победила. – Лачил расплылся в гордой улыбке.
Старый охотник почувствовал, как кто-то подступил к нему сзади, и в следующий момент на его голову опустился венок из седых одуванчиков. Оттуда, где сидели девушки, донеслось хихиканье, а та, что подкралась к нему, рассмеялась и побежала к остальным, довольная удавшейся выходкой.
– Иди, иди! – махнула на нее Забуль. – Займись работой! Шить да вышивать научись, а потом уже венки обручальные плети!
Вернувшись к работе, девушки запели. Забуль на мгновение задумалась, заслушалась мелодией, навевающей столько воспоминаний…
– Куда, говоришь, она побежала? – спросил Лачил, пользуясь тем, что старуха отвлеклась.
– На Бусую речку, с мальчишками, плутовка…
Заторопился охотник на реку. Уязвленная столь дерзким отступлением, Забуль выкрикивала ему вдогонку упреки:
– Говорила тебе, старый пень! Отдай ты мне свое дитятко на поученье, как всех сирот, – набралась бы уму-разуму!
– Она не сирота! – успел парировать Лачил, стремительно удаляясь в сторону реки.
– Тьфу! – фыркнула Забуль. – Испортил девчонку.
Тем временем на Бусой речке развернулась настоящая битва. Сперва дети собирались порыбачить, но обнаружили, что носиться друг за другом, вооружившись багориками, гораздо интересней. Потом их внимание привлек ствол березы, упавшей через русло. Правила игры придумали быстро: последний, кто удержится на стволе, будет провозглашен самым великим воином племени Древа!
Оказалось, играть было не так просто – ствол березы был скользким, вращался и пружинил от каждого движения. Поэтому скоро из шести детей, принимавших участие в состязании, осталось двое – рослый паренек и девочка, которой на вид можно было дать не больше тринадцати зим. Ее легко было перепутать с мальчишкой: на смуглом, искусанном мошкарой лице черные глаза, сверкающие из-под спутанных прядей коротких темно-бурых волос. Вместо ягушки4 и няндуя5, какие носили все девочки племени, ровдужные6 штаны, наскоро заштопанные на коленках, и старенький мужской кафтан в заплатках.
