«Как же бесит».
Раздражение нарастало, несмотря на мои попытки успокоиться. Я перещёлкивала каналы телевизора, стремясь найти хоть один, который не будет вещать о новостях. Все программы пестрели громким скандалом вокруг дочери миллиардера, которую изнасиловали. У меня от этого уже голова болела, как и горло. Будучи адвокатом этой самой девчушки, я несколько недель не замолкала в суде. Дело тянулось как жвачка во рту столетней бабки, поскольку обвиняемый тоже не скупился на защиту. Богатенькие детки, заигравшиеся в любовь.
Откинувшись на спинку, я сползла вниз, едва не растягиваясь на мягком диване. Прикрыв глаза, подавила желание бросить пульт в экран. Нельзя. Разобьётся ещё, а мне за ремонт платить. Голова раскалывалась на куски, пульсируя в висках и давя на лоб. Сегодня выдался слишком насыщенный денёк, предпоследнее слушание. Мы с адвокатом подсудимого рвали друг друга как собаки, пытаясь перетащить присяжных на свою сторону. Мой напарник бил баклуши, скинув всю работу на меня, а теперь названивал, сволочь. Вибрирующий телефон валялся на кофейном столике, грозя упасть на ковёр.
Долгое заседание в очередной раз закончилось ничьей, ведь парень настаивает на обоюдном согласии. Его папаша, областной депутат, тыкает нам с напарником пухлые конверты. Я уже дважды отказалась, а он все никак не уймётся. Богачи считают, что всё в этом мире можно купить. Продажные сволочи, как и мой компаньон по делу, лишь укрепляют эту веру. Хоть я и работаю всего три года, но люди продолжают одно и тоже – деньги, деньги, деньги. За эти года работы адвокатом успела убедиться, что в мире справедливость никого не интересует. Даже самих пострадавших, которые, казалось бы, должны стремиться к ней больше всех.
– Чего тебе, Вяземский? – устало спросила, наконец приняв вызов. Лучше выслушаю его скуление сейчас, а то завтра утром настроение испортит. – Только давай быстро и по делу, я спать хочу.
«– Соколова, хватит строить из себя святошу, – раздражённым голосом произнёс напарник по суду, явно взявший разгон алкоголем, – Возьми деньги у Поплавского и мы быстро закроем это грёбаное дело!»
– Ещё что-то? – холодно спросила я, уже почти нажимая сброс звонка. По ту сторону связи гневно запыхтели, аж в дрожь бросило.
«– Эй! Чего ты так вцепилась в несчастного паренька? Там же явно деваха не в себе и цену набивает. – зло выплюнул Антон Вяземский, навязанный мне фирмой. Не будь это приказом свыше, давно бы удавила за лень и взятки. – Они помирятся, в конце концов, и все будем в шоколаде. А если закроем его, то нам папаша его житья не даст в городе».
– Ты боишься или успел потратить всю подачку Поплавского? Так он не заставит отдавать, не волнуйся. Виноват парень или нет – это уже решат присяжные. Я верю только фактам, которые напрямую указывают на его вину. Всё. Разговор окончен. – мой ледяной тон должен был его угомонить. Не слушая начавшиеся крики, я отключила телефон.
Отбросила мобильник в сторону; он мягко ударился об угол дивана. Как же они все достали со своими взятками и капаньем на мозги. Будто я собрала вокруг себя одних идиотов, считающих, что всё можно купить. Да, я ютилась в скромной трёшке на окраине города. Да, у меня была старая ауди, требующая вложений и редкого ремонта. И мне этого хватает, моя совесть перед миром чиста. Никогда не брала денег за подтасовку фактов, укрывание преступлений или чего похуже. Но все, абсолютно все вокруг считают меня продажной с… адвокатом.
Тупо уставившись в экран телевизора, я увидела собственное лицо. Точно. Я ведь давала интервью после сегодняшнего заседания. Почему у них такие плохие камеры? Изображение ужасное, явно объектив забывают протирать. Ведь не могу же я в свои двадцать четыре выглядеть на сорок, ещё и явно проведённых с бутылкой в руках. Глаза красные как у наркомана, хотя я просто недосыпаю из-за кучи работы; потрескавшиеся губы, которые даже помада не спасла, а мешки под глазами занимают, поразительно, почти пол лица. Кошмар какой, будто из фильма ужаса.
Неужели камера может настолько исказить внешность человека? Надо срочно проверить. Я вскочила с дивана, едва не падая от онемевших ног. Чёрт. Спина хрустнула, опять что ли грыжа вылезла? Только её мне и не хватало для полного счастья. Постанывая от простреливающей боли в спине и коленях, я похромала в ванную. На ходу включая свет, медленно переступала разбросанную на полу одежду. Вернувшись домой, чувствовала себя настолько вымотанной, что хотелось только одного – лечь на мягкий диван и забыться. Тьфу, нужно искоренять эту ужасную привычку разбрасывать вещи, а то как не девочка. На мои отнюдь не тихие шаги выскочила заспанная Матильда – кошка из подворотни. Она уселась на пороге комнаты, провожая меня уничижительным взглядом.
Эх, даже кошка считает меня неряхой. Впрочем, может, поэтому у меня кроме неё никого нет? Все мои отношения заканчивались на этапе свиданий, лишь пару раз дойдя до постели. Не хотели мужчины быть вторыми после моей работы. Да и не привыкла я уступать «сильному» полу, как-то прогибаться под его хотелки и желания.
Прогулка под луной после длительного рабочего дня? Увольте. Ужин при свечах, который должна приготовить исключительно я? Ещё чего захотел. В семье всё должно быть поровну, а не жена и работает, и бытом занимается. Сейчас не средние века и даже не девятнадцатый век, когда женщина не имела права голоса и сидела исключительно дома. Уверена, они и домом-то занимались только из-за скуки. Только представьте: ни шагу без сопровождения, все прогулки только после согласования с мужем. Б-р-р, ужасные времена.
Ввалившись в ванную комнату, я сразу уставилась в зеркало. К сожалению, камеры журналистов не врали. Я действительно сдала в последнее время, превратившись в непонятно кого. Волосы пепельного цвета напомнили седую паклю, а лицо словно после хорошей пьянки. Н-да, даже не хочу знать, какие комментарии про меня пишут в сети. Растягивая кожу пальцами, я пыталась осознать реальность. Алкоголичка. Со стажем, между прочим, а не уставший и вымотанный адвокат. Кошмар, страх и ужас. Нужно срочно закупиться корейскими масочками и кремами, я ж из квартиры не выйду, пока не приведу себя в порядок.
Мяукая, Матильда вальяжно зашла следом, прыгая на стиральную машину. Её взгляд больше не напоминал строгую настоятельницу пансионата, теперь на меня глядели как на умалишенную. Я тут же перестала гримасничать перед зеркалом и опустила плечи. Мать, ты так совсем кукухой тронешься. Подхватив пискнувшую кошку, я обняла её и уткнулась носом в мех. Когда-то очень давно я мечтала сделать мир лучше. Пересажать всех преступников, выловить маньяков, запереть их на пожизненное и искоренить зло. От юношеского запала остался догорающий уголёк, с каждым годом всё больше напоминающий остывший камень размером с горошину. Этот мир не хотел меняться, люди не желали жить в мире и согласии. И от этого хотелось сбежать как можно дальше, желательно навсегда.
