Алексей Яковлев - Лирика

© Алексей Яковлев, 2019

ISBN 978-5-4496-8490-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дымом костра… Над пустошью эхо пульсирует стансами,

Стынет зола, безудержно болью дрожит под пальцами,

Привкус смородистый осени, душу встряхнув, очистила,

Воздух оглох, наполнился серой, частицами выстрела…

По бездорожью холодом, в поле сухими травами,

Стать буреломом Брянщины, степью, блуждать канавами,

Кровью, листвою, щепками, полог землистый узорами,

Лес ощетинился ветвями, стаей вспорхнули вороны.

Руки, как есть, ободраны, память души раскорчевана,

Хлынула темными водами, пьяным дурманом солода.

Черным крестом безымянного – имя, как водится, сколото,

Солнце горит над полянами, сыплет осеннее золото…

Холодный ноябрь тенистой аллеей проводит в хранилище душ,

Мой сад давно умер, уже багровеет безмолвная сонная глушь;

Лирический странник последней эпохи, последняя жертва чумы,

Выводит чернилами ровные строки и видит печальные сны.

На темном бульваре бездомной собакой ползет полусгнивший трамвай,

Ломают бесшумно колеса босые ноябрьский хрупкий янтарь.

Безумный поэт и слепой переводчик гадают над чашей воды,

Слагают поэму «Прелюдия ночи. Пророчества полной луны».

Угрюмые плиты, мои катакомбы, ужасные знаки любви,

Я знаю, хранители душ отрицают целебные травы весны,

Глубокие ямы – колодцы желаний и связки волшебных ключей…

Я слышу, доносятся томные вздохи и стон из незримых щелей;

Уснувшие тайны едва уловимы под пледом надгробной тоски,

Но знаешь, когда вновь раскроются раны, мы будем с тобою близки…

Во мне заброшенный рудник, опавшая листва,

Ушедший поезд и пустой перрон…

Стираются в безумном исступленье жернова

Бесплодных мельниц вакуумных зон

И я усердный, но несчастный рудокоп,

Себя за хвост кусающий шакал,

Печальный звездочет, смотрящий в телескоп

Разбитых линз и ненастроенных зеркал

Фантазия! Тебя я не могу пленить – я пленник твой,

Ты плавишься в огне и принимаешь разные черты,

И кто-то жадно наслаждается твоей игрой,

И кто-то похищает твои сны!

А я разбит на части – глиняный горшок,

И в этом что-то есть от философии Хайяма,

Ты бесконечна, как электроток,

А я имею дно, как выгребная яма…

Горестный пепел. Вода моложе, стало быть, солнцу напрасно верил,

Эхом бродил, чей-то сон тревожил, по пустырю и развеял плевел.

По луговым рассыпался строкою, умер ручьем на окраине леса,

Странно, при жизни опавшей листвою. Кладбище. Я и моя поэтесса.

Медленно дышим. И душно, и сыро здесь, в катакомбах забытых предметов,

Тень на полу, пара честных этюдов, до тошноты от своих же сонетов.

Вечер. Устал. Револьверные пули, сонные жалобы наших соседей,

Просто прости, нас с тобою не будет, мрачный конец одноактной пьесы.

Тихо растаем в расплескавшейся дали, нас похоронят в день непогожий,

Будет фонарь бултыхаться в канаве пасмурных лилий. Вода моложе…

Что им?! Сутулясь, случайным прохожим я по карманам раскладывал плевел

Знал ли, что станем опавшей листвою?!

Стало быть, просто напрасно верил…

Лишь кресты на моем сонном пастбище… След чужого пустого семени,

Мы больны с тобой летней жаждою и приходим сюда не ко времени.

Нам ли в землю ложиться и каяться, нам ли гнить, если в глину втоптаны?

Колос к колосу плевелы сорные вдоль дорог, как столбы, с тобой вкопаны.

Хоронили нас в дни непогожие, без разбору – в канавы, в овраги ли!

На могилы плевали прохожие, покрывали тела геморрагии.

По лугам, пустырям позаброшены, в волчьи топи, в степные пастбища,

И над нами век травы не скошены – молчаливые наши кладбища.

Тишиною объятые призраки, мы болеем теперь суеверьями,

Подаем все же жизни признаки – из могил тянем руки деревьями…

Бессонница… Пространства вакуум родит вариационный ряд —

Вагон-плацкарта, лифт, тоннель, метро – клаустрофобия;

К чему все это – в дефиците сна такое изобилье мысленных затрат,

В душе моей: поросшие курганы, эпитафии, кресты, надгробия.

Окно, пустая ночь, пугливый свет, уродливые сети проводов,

Такое трезвое сужденье: «Некуда уйти от неизбежности»,

Да, мало ли на этом свете, в самом деле, городов?

Где, как и здесь, все пребывает в летаргии безмятежности!

Упрямо жмурюсь в ночь – ловец столь осторожных снов,

Мой комендантский час строптив, суров, и временами властен,

Но, я пропал! На этот раз фундамент архаических основ,

Размыт, осел в пыли, раздавлен, смят шальным ненастьем.

Бессонница… Все гуще мгла, все ближе подступает мрак,

Мой мозг отчаялся, не ищет сна или хотя б его подобия,

Мой Черный человек – мой самый безупречный враг!

В душе моей: поросшие курганы, эпитафии, кресты, надгробия…

Растревоженный улей, подземные реки,

Котлованы фантазий среди вечного льда,

Диалектика поймана в крепкие сети,