Глава 1
Трагедии маленькие и большие
Весь високосный год был у Юли тяжелым, особенно последние месяцы. Недавняя смерть отца, болезнь любимой бездетной тетки, которой надо было постоянно помогать, готовить впрок еду, доставать лекарства, не говоря уже о своей семье, доме. На работе – нервотрепка перед сдачей годовых отчетов по темам, а после работы эти нескончаемые очереди в магазинах за всем и вся. Чувство безумной усталости не оставляло даже во сне. Вот и сегодня с самого утра у нее было какое-то странное, затуманенное состояние, будто загипнотизировали. Выходя из магазина, почти засыпая на ходу, она сунула кошелек в матерчатую сумку с продуктами и пошла к троллейбусной остановке.
Войдя в квартиру, Юля скинула засыпанное ранним снегом пальто, прошла на кухню, начала разбирать покупки и сразу заметила вертикальный разрез на сумке, где еще недавно сквозь ткань бугорком выпирал кошелек. Юля мгновенно все поняла: его ловко «вырезали» в троллейбусе, в толчее. И где – почти у самого дома! Она почти со злостью вытряхнула все покупки на стол – а вдруг просто завалился? Кошелька не было. Юля беспомощно опустилась на стул. Плакать было бессмысленно, но слезы все-таки покатились по щекам.
Посидев немного в растерянности, Юля вытерла слезы, умылась холодной водой и принялась раскладывать продукты по местам. Взглянув на пустую сахарницу, вздохнула – про сахар она совсем забыла. «Ну ничего, будем пить чай с вареньем», – успокоила она себя и зачем-то вышла в прихожую. Только теперь Юля заметила на полу то ли измятый, то ли скомканный лист компьютерной бумаги, на которой сын обычно печатал свои домашние работы по информатике. Сначала она хотела выбросить его в мусорное ведро, но потом решила, что сын мог обронить листок, второпях засовывая его в портфель. Она подняла его и попыталась разгладить. На бумаге, похоже, оторванной от небольшого рулона, было напечатано сине-фиолетовыми буквами и значками что-то совершенно непонятное. На всякий случай до прихода сына Юля отложила листок в сторону и занялась ужином.
Скоро все было готово, а мужчины еще не появились. Тут ей пришла в голову отличная мысль: «Надо бы попробовать прогладить этот листок утюгом! Антону будет приятно». Не теряя времени, она быстро включила утюг и осторожно провела им по злополучной бумажке. Все буквы и значки мгновенно исчезли, слившись в одно синее пятно. Все пропало! Юля рванула утюг вверх, едва не ударив себя в лоб, и стала лихорадочно дуть на теплый листок в надежде, что сейчас он остынет и все незнакомые значки вернутся на места. Но бумага оставалась сплошь синей. Юля окончательно расстроилась – вот не заладился день с утра, и все тут! Она отнесла испорченный лист сыну на письменный стол и только потом заревела.
Прихода сына Юля ждала со страхом. Что будет крик, она не сомневалась. Мужчины пришли почти одновременно. Юля усадила их ужинать. О кошельке она решила сообщить мужу позже, наедине, а пока начала робко рассказывать сыну, что подобрала какой-то листок и… Все произошло так, как она и опасалась. Сын бушевал, Юля снова чуть не плакала, муж успокаивал обоих, объясняя, что мама никогда раньше не видела такой бумаги, и даже предложил написать записку математику. Сын разозлился еще больше: «Да если в классе узнают правду, все со смеха помрут! Лучше уж я сам перед уроком объясню, Мироныч поймет. А ты, мам, дай честное слово никогда больше не трогать моих вещей. И вообще, обещай ко мне в комнату не заходить и со стола ничего не убирать. Я сам».
Ведь хотела как лучше… Ну почему так получается в жизни? Целый день одни неприятности.
Сколько раз просила Антона портфель собирать с вечера, нужные вещи не разбрасывать. Прав муж – избаловала она его, никаких обязанностей по дому. Думала, выпускной класс, пусть учится. Вот поступит в институт, тогда… А сын вырос, взрослый уже. Излишняя забота ему вредна. Да и вообще, с бумагой – это не трагедия. Если, как говорит муж, у компьютера есть «память», все можно напечатать еще раз. Хуже, если бумаги такой больше дома нет и попросить не у кого… Но это хоть и проблема, зато точно не ее. Она отвечает за еду, одежду, уборку, стирку. Ей и своих хлопот вполне достаточно. А еще работа, конец года, измерения не закончены, отчет не дописан, текст не допечатан! Кошмар!
Юля заставила себя немного успокоиться. Тяжело! Мамы уже четверть века нет, папы тоже, не с кем душу отвести. С отцом можно было бы посоветоваться, как вести себя со взрослым сыном. А может, и он бы ничего не посоветовал. Отец сам, как и ее муж, в четыре года остался сиротой, и выросли оба «без мужской руки», а дисциплина мальчика – это все-таки мужское дело. Как странно все повторяется в жизни… Вот и у Юли тоже ни братьев, ни сестер. Были бы у нее сестры или братья, наверное, и сама она выросла бы другим человеком. Лучше ли, хуже – но другим. Не сбылась мамина мечта родить светленького, сероглазого мальчишку, похожего на ее погибшего брата. И все война… Революции и войны калечат жизни людей даже через поколения – отнимают будущее у молодых, не дают возможности появиться новым росткам.
Мама никак не могла забыть войну, ненавидела ее и боялась. Во время любого застолья она произносила один и тот же тост: «Чтобы не было войны. Лишь бы не было…» Так думали все, кто пережил те страшные годы. Но в Юлиных детских воспоминаниях о войне ничего особо страшного, пожалуй, и не было. Наверное, ей было страшно, когда начинала выть сирена на улице и, перекрывая ее, глубокий голос диктора громко и властно повторял одно и то же: «Граждане, воздушная тревога! Воздушная тревога! Пройдите в убежище!» Тогда все люди куда-то прятались, улица мгновенно пустела, а бабушка изо всех сил тянула Юлю за руку прятаться в глубокий подвал прямо под ее комнатой в старом доме на Большой Грузинской. Обхватив руками ножку стола, Юля всегда упиралась – там же темно и страшно, там живут только мыши и пауки. Она ни за что не хотела спускаться туда без своих любимых Зайки и Мишки. Подвала Юля боялась больше, чем сирены и этого строгого голоса. Что такое война, она не понимала.
Смутно помнится ей вагон, в котором они с мамой ехали в эвакуацию, ослепительно яркий свет, вспыхнувший за окном при полном отсутствии звука, как в немом кино. Фугасная бомба попала в соседний с ними вагон, и он загорелся. Мама прижимает ее к себе, придавив снаружи подушкой, и бормочет непонятные слова: «Только вместе, только вместе». Это было страшно, но потом почти забылось.
Так, будто это было вчера, Юля помнит, как они с мамой ходили по тайге в соседнюю деревню. Кругом высоченные, в ее рост, сугробы и темные елки до самого неба. Порывами налетает сильный ветер, рвет в клочья тучи, раскачивает вершины, путается в стволах, завывает в глубине, с ветвей сыплется снег. Снежные комья оставляют глубокие дыры в сугробах, обнажая зеленые лапы хвои. Щиплет, обжигает лицо сорокаградусный мороз, деревенеют щеки. Время от времени мама останавливается, растирает ей открытый лоб и щеки легким рассыпчатым снегом, а потом нежно протирает все лицо своим носовым платком. Юля устала идти, а лес никак не кончается, хотя мама говорит, что до деревни уже недалеко. Она боится волков, медведей, темного леса, а мама успокаивает: «Леса бояться не надо. Бояться можно только плохих людей». Плохих людей? Какие они? Юля не знает плохих, вокруг нее только хорошие: мама, бабушка, соседка тетя Муза, которая подарила ей двухцветный карандаш, мамин брат, совсем мальчишка – с утра работает, потом ходит в вечернюю школу. Юля уже давно спит, когда он приходит. Зато по воскресеньям он берет ее с собой на рыбалку.
